Лагерь у моря (СИ)

Тем временем в лагере, в столовой, Алиса несла поднос с едой на двоих человек. Народу было много: несмотря на, мягко говоря, не блещущих талантами поваров, голод не тетка. Любимый столик рыжих был свободен, пользуясь репутацией сорвиголов, Алиса с подругой всегда могли рассчитывать на свободное место. Скоро пришла и Ульяна и, забрав свою порцию, стала без привычного энтузиазма есть манную кашу.

— Ну что ты, его два дня всего нет, может, уехал куда-то, — сказала Алиса притихшей подруге, хотя и сама был немного подавлена, — скоро вернется.

Рыжая братия, терроризировавшая лагерь, последнее время была сама не своя. Ульянка по десять раз в день бегала в медицинское крыло и трогательно заглядывала в кабинет, каждый раз возвращаясь заметно расстроенной. Но тоска мелкой ни в какое сравнение не шла с тем, что испытывала Алиса. Казалось бы, глупость, что там пара дней, но то, что человек, ставший за такое короткое время, настолько дорогим, пропал, никому ничего не сказав, не отвечал на звонки — даже записку не оставил! — выбило её из колеи. Алисе хотелось ругаться, кого-нибудь побить, можно и ногами. На душе скребли кошки, когда она видела, что даже Ульяна забросила свои шалости и грустила, а грустная Ульяна — это нонсенс!

— Он вернется, — тихо сказала мелкая, ковыряясь ложкой в каше, больше напоминавшей клейстер, — он обещал научить меня делать дымовушки, и вообще…

— Конечно, вернется, — Алиса сжала кулачки, не став уточнять, про «вообще», — и тогда мы ему покажем, как уходить, ничего не сказав, — продемонстрировала она жест, словно натирает кулаком чью-то невидимую макушку.

— Только ты до него не достанешь, — хмыкнула мелкая, — разве что с табуретки.

— Пригнуться попрошу, — серьезно сказала старшая, и рыжие невольно прыснули, представив эту комичную ситуацию, — пусть только… вернется.

В лагере после обеда пришла пора запланированного похода, который, вопреки многим предыдущим, отдыхающие предвкушали почти поголовно. Может, это связано с переосмыслением ценностей, может, с тем, что погода была безупречная, а может — просто с ящиком сарделек, выделенным для жарки на огне. Вожатые справедливо рассудили, что, как бы ни извращались дети с продуктом, испортить его сильнее столовых отравителей им навряд ли удастся. Корпус рыжих собрался без опозданий, сегодня их очередь идти на опушку. Всего корпусов в лагере было семь, и каждый застолбил себе один день недели для костра, один для бассейна, и так далее: все чередуются, все довольны. На Алисе, как и на большинстве собравшихся в поход, была спортивная форма: оранжевая мастерка, белая майка и оранжевые штаны. Из всего отряда только Ульянка так и щеголяла в шортиках и красной майке, но да ладно, ночи сейчас теплые, подумала Алиса, пусть идет в чем хочет.

— Алиса, ну что? — спросила рыжую подошедшая легкой походкой Славя, как и все, одетая в спортивки.

— Ничего, как сквозь землю провалился, даже Ольга Дмитриевна не знает.

— Делааааа, — нахмурилась Славя. — После того, как мы Жене лодыжку вправляли, я его тоже не видела.

— Так, разговорчики в строю! — с долей строгости в голосе сказала подошедшая вожатая, не ставшая выделяться и пришедшая в темно-зеленой спортивной форме, правда, вместо всем привычной панамы на голове Ольги Дмитриевны была роскошная соломенная шляпа, видимо, как дань торжественности события. — Всем распределиться попарно, дрова и паек по очереди несут мальчики.

Из строя раздались редкие шепотки, что-то там про дискриминацию по половому признаку, сексизм и несправедливость мира в целом. Вожатая, не обращая на ворчания никакого внимания, прямо сияла, зеленые глаза с теплотой осматривали отряд. Каштановые волосы, которые водопадом ниспадали из-под соломенной шляпки, казались невесомыми — так легко они развевались по ветру. Загорелая гладкая кожа, блестящая от крема на солнце, невольно вызывала желание погладить её, пройтись ладонями по этому мягкому бархату. Если бы не её суровый характер, то за красивой шатенкой, с такими упругими, большими бедрами и грудью табуном бы ходила половина лагеря. Ольгу Дмитриевну часто принимали за очередную отдыхающую, а никак не за вожатую — ну не выглядела она на свои двадцать пять, не выглядела, и всё тут! Но, несмотря на показную мягкость, и то, что большую часть времени Ольга проводила в шезлонге или на пляже, греясь на солнышке и жмурясь от удовольствия, как большая, ленивая кошка, возразить ей мало кто осмеливался, равно как и слушать её указы.