Лагерный флаг приспущен

— Он до подъема еще уехал и только сейчас продукты привез, — напомнил начальник.

— Правильно! — согласилась она. — Так я сейчас! — и выбежала из комнаты, крича: — Это ж надо! Ах ты господи!

Все зашумели. Вожатый Миша сидел красный, потный, растерянный и все повторял:

— Как же так, а? Это же надо, а? Как же я мог обронить, а?.. Запарка с дровами вышла — ужин опаздывал…

— Вот он! Вот! Целёхонек! — кричала, возвратясь, повариха, протягивая бумажник начальнику.

Деньги, все девяносто восемь рублей, оказались на месте.

— Да-а-а, память девичья, — с упреком сказал Мише Андрей Андреевич. — Ты уж извини, Леонид…

— Чиво там! — буркнул обрадованный Ленька. — Андрей Андреевич, вы не сомневайтесь. Я этой, как ее… Ануш за потраву возместю.

— «Возместю»! — передразнил кто-то из вожатых. — Что ж, ты в другом саду нарвешь и ей отдашь?

Но Ленька не принял шутки:

— Зачем же. Я отработаю… Я ей до конца смены каждый день рыбу носить буду.

Вожатые сдержанно засмеялись. А Сергей, попросив слова у начальника, обратился к Клещову:

— Скажи, Ленька, только честно: ты знал, что в сад Ануш лезешь?

— Печка попутала, — вздохнув, угрюмо ответил Ленька. — Честно, я думал: это Фаносопулы сад. Там у него белая печка стоит. Раз все говорят, что кулак он… ну и… А потом, когда на весь лагерь крик подняли, и линейка, и всякое… чего ж тут… сиди и молчи в тряпочку…

За дверями библиотеки, где проходило заседание совета лагеря, послышался шум и крик:

— Пропусти! — кричал мальчишка. — Ты не имеешь права!

— Что еще там? — удивился начальник.

Сергей приоткрыл дверь, и в комнату под ногами загородившего вход дежурного прошмыгнул на четвереньках Вовка Иванов.

— Подождите! Не выгоняйте! — прокричал он, поднявшись на ноги. — Я за него ручаюсь!

Его заявление встретили дружным смехом.

Вовка удивленно оглянулся и стал выкрикивать:

— Чего вы рыгочете?!. Он хороший!.. В середине!.. По краям только закоптился… как котел на огне… Очистить можно!..

Второе заявление Вовки вызвало такой хохот, что дрогнули стекла.

Вовка замолк, съежился и был готов заплакать.

— Тихо! — стукнул ладонью по столу Андрей Андреевич. И, когда тишина наступила, спросил: — Иванов, да ты, никак, заплакать хочешь?

— Вот еще! И не подумаю! — упрямо мотнул головой Вовка. — А чего ж они: «гы-гы-гы». Так Ануш сказала! Понятно?!

— Понятно, — серьезно ответил начальник. — Можешь спокойно идти в корпус. Мы учтем твое поручительство и пожелание Ануш Григорьевны.

После полдника всех собрали у ручья. Гора, подступающая к лагерю с севера, в нижней части образует ряд террас — широких, метров по десять, ступеней, поросших невысокой травой. Справа и слева — кустарники. Посередине, по ступеням террасы, прыгает ручей, к которому весь лагерь ходит умываться.

Ребята расселись на ступенях отрядами. На нижней террасе — вожатые с Андреем Андреевичем, ребята из седьмой палаты и братья Клещовы.

Едва Андрей Андреевич рассказал обо всем случившемся, ребята зашумели, закричали:

— Выгнать из лагеря! Набить им морды! В школу написать!

— Погодите, ребята! — остановил их Андрей Андреевич. — Во-первых, совет лагеря уже решил, что гнать их из лагеря не будем. Во-вторых, мы собрались не для того, чтобы им «морды бить», а для того, чтобы на этом случае чему-то научиться. Ведь в том, что случилось, большая доля и нашей вины. Вот оборвали яблоки у Фаносопуло… — начальник сделал паузу.

Арка, сидевший в первом ряду, подтолкнул соседа в бок:

— Подумаешь, у Фаносопуло! У него много. А там, где много, взять немножко — есть не кража, а дележка!

Негромко, кажется, сказал, но в наступившей вдруг тишине услышали его резкий гортанный голос. Сидящие рядом захохотали. Те, кто не расслышал, спрашивали соседей:

— Что? Что он отмочил?!

Им повторили Аркино изречение. Смеялся уже почти весь лагерь. Криво, одним уголком рта, усмехнулся и начальник. Согнал улыбку и резко начал:

— Ты это, Барашян, брось!.. Скажешь, пошутил. А что за шуткой?.. У кого это много? Да больше всего у государства, у колхоза! Так? Значит, брать можно, и это не кража? Да этак ведь и колхоз растащить недолго, а?

— Что вы, Андрей Андреевич! Я же не это…

— А получилось «это», Барашян… Эти самые сады без хозяев мозолят всем глаза. И взять в них — будто не кража. А почему тогда днем туда никто не идет, а все ночью, тайно, чтоб никто не узнал? Значит, понимают: нехорошо это, а делают… И еще: почему это они бесхозные? Все земли вокруг колхозные. И хозяин у садов есть — колхоз!.. В общем, страсть к яблокам питают многие. Мало вам тех, что даем? Может, и мало… Вы ребята молодые, здоровые, растете — вам много надо. Но государство пока больше дать не может… Так вот. С завтрашнего дня после завтрака по два отряда идут в колхоз на сбор яблок. Заработаете хоть десять тонн. Колхоз не поскупится. И ешьте на здоровье.

— Ура-а-а-а! — восторженно встретили пионеры это известие.