Последние полчаса Сорел был очень занят — следил за Маккоем из-под полуопущенных век, старательно делая вид, что следует его рекомендациям. И, как только тот покинул палату, будучи абсолютно уверен, что все его пациенты должным образом устрашены и будут вести себя тихо, Сорел осторожно, стараясь не производить лишнего шума, подтянулся на руках и сел в кровати.
— Мистер Сорел! — гневный женский голос прозвучал прямо за его спиной, где ещё секунду назад — он мог поклясться в этом собственной жизнью — абсолютно никого не было.
Сорел, конечно же, ничуть не испугался этого резкого окрика — говорить так было бы, вне всякого сомнения, преувеличением, он же всё-таки вулканец — нет, он просто чуть не свалился с кровати от неожиданности, да ещё рыбки в аквауриме, что стоял у стены, всплыли килем верх, только и всего. Но ведь это не главное, верно?..
К сожалению, Кристина Чэпел своим воплем привлекла внимание не только Сорела и Сэлва сотоварищи, чья компания теперь гнусно хихикала в углу, глядя на одеревеневшего Сорела, замершего на краю больничной койки в позе роденовского мыслителя; но и Маккоя, который немедленно вылетел из соседней палаты и теперь направлялся к вулканцу с явным намерением растерзать того заживо. Сорел хотел было сказать, что не привык столько времени проводить лёжа, что он очень устал от этого занятия, и что у него вообще на ногах всё гораздо быстрее проходит; однако, посмотрев в ясные голубые глаза начмеда, понял, что делать этого ему не стоит. Без особой аргументации. Не стоит — и всё. Он обречённо опустился обратно на подушку. Маккой самодовольно хмыкнул и вновь вернулся к своим делам. В поединке нервов под названием «доктор-пациент» победитель мог быть только один, а Маккой оч-чень не любил проигрывать. Потому и поворачиваться назад уже не стал. Он и без того знал, что Сорел теперь до самого вечера с места не двинется. Просто побоится…
Сорел с тоской посмотрел в сторону Сэлва, которого Маккой обещал выписать уже к вечеру, если температура не поднимется вновь; и уже начал было обдумывать план побега, не уступающий по размаху недавней клинжайской операции, когда створки дверей бесшумно скользнули в стороны, и в палату вошла Лея. Увидев его живым и почти здоровым, она облегчённо вздохнула, и присела на край его кровати, с места в карьер заведя какой-то рассказ на вулканском языке.
Леонард прислушался к разговору и недоумённо приподнял одну бровь. Странное дело, но универсальный переводчик адекватного перевода не давал, знакомым казалось лишь каждое третье слово, но и не более того.
Вулканец ничего не отвечал девушке, но и не пытался избавиться от её общества, как поступил бы на его месте Спок. Просто лежал и слушал. И выглядел при этом довольно счастливым — насколько это вообще было возможно при его происхождении и в его состоянии.
Маккой подошёл к группе курсантов, сидящих на краю койки Сэлва (тот едва не падал с другой стороны, но, похоже, был вполне доволен своей жизнью), и тихо спросил:
— Ребята, а он ей кто? — как известно, любопытство Маккоя вошло в легенды. — Отец?
Леонард так и не понял, почему молодые люди дружно закатили глаза к потолку и страдальчески, в один голос, вздохнули.
— Да нет, — нашла, наконец, в себе силы для вразумительного ответа Эван. — Просто… ну, он за неё отвечает.
— Интересно, — задумался Маккой. — Очень, очень интересно.
— Кто бы и спорил, — подтвердила Эван.
Однако на этом месте раздумья Маккоя были прерваны самым варварским образом.
— ФЕДЕРАЛ!!!
Прямым следствием этого вопля стало то, что Леонарда разом перестали интересовать особенности внутриклановых взаимоотношений на Вулкане — хотя бы потому, что его собеседница закатилась от хохота, едва не рухнув при этом с края кровати; а Сорел зачем-то полез под одеяло… точнее, натянул его себе на голову.
В палату ворвался гиперактивный Н'Кай.
— Браток, ты живой?
— Долгой тебе жизни и процветания, пират… мисс Форд…