Лайк за любовь

За неделю рыданий в подушку и душевных терзаний сероватый оттенок моей кожи почти сливался с цветом глаз, круги под которыми было бесполезно закрашивать тональным кремом, а туго завязанный пучок на голове придавал моему лицу еще более измученный вид. Черная футболка и джинсы делали хрупкую фигуру похожей на анорексичку.

Телефон в руке снова задрожал.

— Ответь, — фыркнула Маша.

Одно движение пальца по экрану, и в моем ухе раздался женский голос:

— Кира, здравствуй.

— Здравствуйте, — неуверенно ответила я, пытаясь напрячь выплаканные извилины, почему звонивший мне казался таким знакомым.

— Это Ангелина Семеновна, — голос замолчал на пару секунд, но даже этого хватило, чтобы мое сердце зверски заколотилось о ребра.

— Да… Я… Слушаю…

Машка перестала жевать и напряженно уставилась на меня.

— Кира… — Тяжёлый вздох Ангелины Семеновны сжал мне горло.

— Что-то с Егором? — неосознанно прошептала я, а каждый стук сердца выбивал кислород из легких.

— Нет, детка. Не знаю, как сказать… — Опять убивающая секундная тишина. — Кир, крепись и мужайся. Мне до боли жаль… Но Нина… Твоей бабушки больше нет.

Мир схлопнулся передо мной. Я помнила лишь Машин вскрик и ее руки, ловящие меня над полом.

А потом темнота.

Глава 43

Похоронами занималась Маша. Она взяла на себя решение всех вопросов, связанных со мной после того как я так и не смогла дозвониться до матери. Мила просто не отвечала. Даже мое сообщение с объяснением, почему я отчаянно набирала ее номер после стольких лет тишины, она проигнорировала.

Подписывала я все необходимые бумаги молча. И почему-то каждый считал подсунуть под мою роспись документы именно с лицом вселенской скорби. Так и хотелось спросить: «К чему эти жалостливые взгляды на меня? Вы ведь даже не знали ее?».

Острая сердечная недостаточность — три слова, которые врезались в мою память навсегда.

Я почему-то не плакала. Вообще. После отключки в Машином кабинете я очнулась на ее дрожащих руках. А дальше все события происходили так: меня поместили в какую-то трубу, а все движения, разговоры, обстановка менялись вокруг нее калейдоскопом.

Мне очень хотелось рыдать и биться в истерике, горло то и дело кололо, готовясь издать крик, но… Ничего. Слово изнутри я была залита бетоном, и моему воплю просто не хватало сил, чтобы пробить его.

Я лишь настояла на том, чтобы все проходило в нашем с бабушкой доме. Маша без пререканий выполнила мою просьбу. Еда была привезена из ресторана, и после официальной части все знакомые и незнакомые мне люди собирались на нашей крохотной кухне.

Меня дико раздражали вечные соболезнования. Все смотрели в мою сторону, как на великую мученицу, пуская слезы из глаз и поддерживающее похлопывая по спине или осторожно прикасаясь к моей руке, будто бы я была хрустальная. И каждый считал своим долгом покачать головой и произнести: «Как же ты теперь, бедная?». А если не произносили, то уверена, что так думали.

Людей собралось немного. Преодолевая раздражение, я встречала каждого и с уважением принимала слова поддержки в свой адрес. Но единственные, кого всячески старалась избегать и не вступать даже в зрительный контакт — это Королевы. Ангелина Семеновна и отец Егора появились одними из первых. Бабушкина подруга сдержанно приобняла меня, глотая слезы.

— Как ты, детка?

Уголки моих губ дрогнули в слабой улыбке. Чувство стыда все еще пробивалось через пелену горечи и тоски, поэтому я лишь опустила глаза в пол.

— Держись, — прошептала она, поправляя черную повязку, держащую мои безжизненные волосы, лежащие на плечах.

Я не смогла поднять глаза даже тогда, когда Александр молча сжал меня в своих объятиях. Мне пришлось задержать дыхание, так как все мое нутро сжалось, начиная реагировать на очень похожий аромат свежих морских нот.

Но Его не было…

Я всячески одергивала себя, мысленно била по щекам, сжимала пальцы в кулак намеренно с такой силой, чтобы ощущать, как ногти вдавливаются в кожу, когда вздрагивала от движения в дверях дома.

Я желала себе гореть в муках и ненависти, понимая, что зачем-то жду…

В какой-то момент мне показалось, что движущиеся черные пятна перед глазами и синонимы слова «соболезную» стали затруднять мое дыхание. Сердце медленными глубокими ударами отдавало в грудь, наполняя ее тяжестью и липким ощущением страха. С трудом, сохраняя равновесие, тихо по стеночке я добралась до выхода из дома и выскочила во двор.

Ватные ноги сами вывели меня туда, где столько лет я и бабушка проводили каждое летнее утро. Мне очень хотелось достать из своих воспоминаний все мелкие детали, которые остались в голове, но не смогла. Лишь какие-то расплывчатые образы, звуки, из невыносимо давящего чувства вины. Зато перед глазами все виделось четко: ровные ряды грядок с высушенной солнцем зеленью.

Меня даже не удивляло, что всего за пару дней благоухающий сад превратился в потухшее полотно. Ведь как оказалось, душу вообще можно выжечь за секунду…