Лайка

Спускаясь по трапу на берег, при этом неся на левом плече большой клетчатый баул, а в правой руке держа довольно тяжелый бак за приваренный кран, Никита обрадовался, увидев жену и сына. Он утомленно улыбнулся, но при этом строго посмотрел на Мишку и спросил:

– Ты что это, милый мой, не на уроках? Прогуливаешь?

– У меня же сейчас физкультура, пап, – серьёзно ответил сын, пытаясь помочь нести бак. – Я отпросился. Мама, скажи папе, что я не прогуливаю.

Таня молчала. Она очень хотела начать расспрашивать мужа о его здоровье и о посещении больницы: удалось ли все успеть, какие врачи его приняли, что они сказали, какие выписали рецепты и купил ли он все лекарства по этим рецептам, – но не знала с чего начать. К тому же она не хотела заводить этот разговор при Мишке.

– Таня, ты возьми мешок, – обратился к ней Никита, ставя бак на прибрежный песок и снимая рюкзак, – а ты, сынок, бери рюкзак. Смотри, осторожно, не тряси особо и не переворачивай – там настойка мухомора.

– Мухомора-а-а-а? – протянул весело Мишка. – Так же скоро зима уже – мухи и так все передохли от холода.

– Мишка, ну что за слово: «передохли»? – одернула сына Таня, и тут же какая-то страшное предчувствие ударило ее словно током.

Она уже хотела было спросить мужа: зачем ему нужна настойка мухомора, но Никита легонько толкнул ее и еле заметно покачал головой, мол, потом поговорим.

– Мама, папа, давайте домой, а то скоро звонок уже на окончание урока, да и дождь усиливается, – пробурчал Мишка и деловито зашагал с рюкзаком отца верх по склону берега.

Дом Шадриных стоял на пригорке, примыкая огородом прямо к забору школьного сада. Конечно, как такового сада вокруг школы не было, просто территория вокруг всего школьного хозяйства, включая бывший клуб, то есть нынешний пришкольный интернат, а также поселковую пекарню и единственное кирпичное строение электростанции с дизельным двигателем, построенное еще при СССР, была условно выделена прерывистым палисадником. Когда Никита, Таня и Мишка зашли гуськом во двор, осеннюю тишину пронзил негромкий, но заливистый школьный звонок: звонили в школе чуть ли единственным вещественным доказательством существования в былые времена в Сайгире храма – малым церковным колоколом.

– Папа, – обратился сынишка к отцу, – я побежал на занятия, но скоро приду: остался последний урок по географии.

Никита похлопал по спину сына и кивнул головой. Мишка аккуратно повесил отцовский рюкзак на шпиль, вбитый рядом с дверью крыльца, и побежал через заднюю калитку в сторону школы.

– А где Рита? – спросил Никита у Тани, ставя бак под навес дровяного сарая. – Какими важными делами занята наша младшенькая?

– Она у Светы, – ответила жена. – С утра она все сидела у меня и ждала возле окна тебя, а потом пришла сестра и забрала ее к себе…

Таня поставила сумку на ступеньку крыльца и зашла под навес. Она села на скамейку и вопросительно уставилась на мужа, никак не решаясь начать разговор о самом главном. Никита же, облокотившись на поленницу, опустил голову и так простоял минут пять, словно пытаясь вспомнить что-то важное.

– Ты во сколько заканчиваешь сегодня работать? – наконец, тихо спросил он, не поднимая головы.

– В семь – как обычно.

– Я к тебе приду – ты жди меня. Договорились? Там и поговорим… Видишь, там, на востоке, какие тучи двигаются на север? Завтра мне надо рано с утра непременно выдвигаться: на Нымде, думаю, отличная вода будет. Надо будет Хандогиных предупредить, чтобы вечером зашли к нам – посидеть на дорожку…

Таня, и без того сильно взволнованная, как-то беспомощно и смущенно посмотрела в глаза мужу.

– Потом, Танюша, – продолжил после недолгой паузы Никита, – потом. Сейчас я выдохся и не могу ни о чем говорить. Даже думать неохота. Да, если встретишь Нину, скажи, что я переночевал у Гали и провел беседу с ее мужем – все нормально у них.

Таня встала с лавки и, немного в нерешительности постояв рядом с мужем, ожидая, может, еще что-нибудь скажет Никита? – зашагала тем же маршрутом в сторону школы, по которому несколько минут назад убежал Мишка. Никита проводил свою жену долгим взглядом, пока та не исчезла за рдеющими кустами рябины школьного сада. Как только Таня исчезла из вида, как тут же из-за поленницы дров, мимо большой собачьей конуры, где на привязи сидели две собаки, появился его охотничий пес Рекс. Умная собака – восточносибирская лайка – все понимала, и потому до сих пор ждала, пока его друг и хозяин останется один, и уже с глазу на глаз молча спросить: о чем он вообще думает? Почти все охотники в поселке – кто вчера, кто сегодня утром – уже отправились в тайгу на свои участки, а он, Рекс, лучший соболятник, если верить самому Никите, изнывает без дела рядом с выбракованными под хозяйские нужды домашними собаками. Так можно и до депрессии дойти и растерять охотничий азарт!