Лайкни и подпишись

–Ну не томи, не томи, говоришь вечно загадками своими литературными. У нас же не урок поэзии, в самом деле, Оль! Говори давай – просто и по делу.

Валерию Ренотовичу тяжело – видно Олино томительное молчание давит ему на сердце.

Оля выпрямляет спину, вся подбирается, точно это изменит саму ее манеру изъясняться.

– Валерий Ренатович, у вас под носом творится страшное! В любой момент какой-нибудь ребенок получит травму, а может и хуже, и это я молчу о негативном влиянии на психику, которое уже получил не один, не побоюсь сказать, десяток учеников!

Оля грозна. Напряженная как струна, она говорит, глядя в стену. Она – учитель, она чеканит слова, как стихи перед учениками. И верит в них так же сильно.

Оля вся в своем монологе, она не замечает, как Валерий Ренатович оседает в кресле, сжимается, растекается по подлокотникам и спинке, точно кожа вдруг стала ему на два размера больше. Она не смотрит на него нарочно, это не первый их разговор. Если посмотрит – пожалеет его. Пожалеет и замолчит, и все оставит как есть.

Она еще помнит его другим – энергичным веселым мужчиной с яркими чистыми глазами. Оля тогда сама еще училась в школе. Он и принял Олю работать в родные стены. В этой школе, по сути, и прошла вся Олина сознательная жизнь.

А сейчас Валерий Ренатович, словно проткнутый мяч, оплыл вниз и в стороны, глаза его сделались желтыми и мутными. «Это все проверки, со свету меня сживут» – говорил он как-то Оле.

И Оле не хочется продолжать, и все же Оля должна:

– Вы Мерседес у школы видели? – спрашивает она чуть мягче.

– Мерседес? – Валерий Ренатович выпрямляется. Одно это слово «мерседес» обратно вдохнуло в него энергию.

– Ну-ну, Ольга Двимтреевна, что там с нашим мерседесом? – спрашивает он по директорски деловым тоном.

– А вы как считаете? – раздражается Оля, – ваш он может, Валерий Ренатовч, или мой? Ни у кого из работников на такую машину – Оля нервно оправляет юбку – денег не хватит. Приезжает на нем ученик, между прочим, не совершеннолетний! Ни прав, ни опыта, ни знаний у него нет. А дети, сами знаете, через дорогу только так бегают. А если он задавит кого? Я уже молчу про зависть одноклассников и детей из неблагополучных семей. Их у нас учится предостаточно. Какого им? Нет, я авторитетно, с поддержкой нашего психолога, Дарьи Александровны, заявляю, это нужно запретить и немедленно!

– От меня-то ты что хочешь, Оль? – перебивает Валерий Ренатович.

Оля на секунду теряется.

– Ну как, Валерий Ренатович, вызовите, родителей, объясните, что так нельзя, что это опасно, чем это их сыну грозит, и что школа этого не приветствует, так обычно это делается?

– Тьфу ты, – Валерий Ренатович встает, – пришла, напугала меня. Оль, вот честное слово, лучше бы работала! Иди вон, книжку почитай, Лермонтова какого-нибудь, делами займись. У нас четверть кончается, нужно аттестацию проводить, иди Оль, иди.

– Как идти? Валерий Ренатович, а с Парфеновым что?

– А ничего с Парфеновым, – Валерий Ренатович смотрит Оле в глаза и в мутной желтизне их стылость. Этот тяжелый, внезапно чужой взгляд пугает своим безразличием. От этого взгляда Оля невольно делает шажок назад.

– Это личное имущества ученика, школа к этому отношения не имеет, ясно? – когда Валерий Ренатович говорит, его массивные щеки идут мелкой рябью. – Вы у нас, Ольга Дмитриевна, кто? Учитель литературы? Так вот идите и стихи проверяйте!

Оля выходит за дверь. Сердце ее отчего-то бьется испугано и часто. Оля выдыхает, медленно, протяжно. Закрывает глаза.

Открывает – за окном, в прорехах ветвей красный и чужеродный среди куч жухлой листвы, черных мешков для мусора и грабель, стоит мерседес.

Глава 10 Никита

Самое лучшее топливо – злость. Это Никита понимает очень быстро. Злость и зависть – никакая любовь доброта и честность не заставят вставать так рано, пробовать снова и снова, ничего не чужаться, не стыдиться, ни перед чем не останавливаться.

Первые успехи, а вместе с ними и доход, Никите приносят пранки прохожих. Ничего особенного – там сумку «украл», тут кому-то на голову колу вылил, в глушитель что-то вставил – одним словом, все в рамках закона, детские шалости, никто особо-то и не страдает, так – поорут, позлятся, Никита заплатит им немного за моральный ущерб и все довольны.

Вообще, власть денег, открывшаяся перед Никитой, ужасает его и восхищает до дрожи. Можно сделать что угодно – ну вот вообще все – и все сойдет тебе с рук, главное делать то, за что способен заплатить. И Никита делал, без задних мыслей, без всяких рассусоливаний и промедлений. Арифметика онлайн мира очень проста: пока растут твои просмотры, растет и кошелек, а что людям хочется и нравится смотреть – это уже их дело, это на их совести, Никита, по сути своей, всего лишь исполнитель запроса.

Ну разве его вина, что зритель нынче обмельчал? Ну хотят они ржать над толстой теткой в белых брюках, которой он на лавку намазал шоколад? Ну и пускай себе. Ей деньги на новые брюки, ему на… ну впрочем то не важно, у Никиты имеются планы на деньги, главное уберечь их от родителей.