Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного

Клеарх был убежден, что, если удастся узнать, куда и зачем отправилась ночью Гелиодора, можно будет выйти на след убийцы, однако пока ничего выяснить он не смог.

Далее Клеарх писал, что среди тех, кто поверил Кирилле насчет невиновности и спасения Лаис, нашлись храбрецы, которые прошли подземными коридорами из темницы кошмаров и наткнулись на останки тераса. Однако идти дальше и исследовать лабиринты Акрокоринфа никто не решился, поэтому путь, которым исчезла Лаис, по-прежнему остается неизвестен. Артемидора в помощи беглянке никто не подозревает, самого Клеарха — тоже.

Еще Клеарх сообщил, что отправил почтового голубя в Эфес, чтобы предупредить Неокла: пусть не верит никаким слухам, долетавшим из Коринфа! Лаис ни в чем не виновата, но все же ей необходимо укрыться в его доме. Неоклу следовало распустить слух, что его коринфские друзья посылают ему в подарок обученную танцам и пению дорогостоящую рабыню из Тринакрии. Клеарх прекрасно понимал, что вести тихую и незаметную жизнь в чужом доме Лаис будет трудно, и не хотел, чтобы она в изгнании забыла свое танцевальное и музыкальное мастерство, которым будет радовать его, вернувшись.

В письме Клеарха был совет не менять имени — в конце концов, мало ли Лаис на свете?! — но всегда присовокуплять к нему название места, откуда она якобы прибыла. Лаис Тринакрийская — звучит великолепно! Кто знает, может быть, потом, воротясь в Коринф избавленной от всех обвинений, Лаис захочет и впредь зваться именно так!

Прочитав эти строки, Лаис задумалась. Клеарху и в голову не пришло выдать ее за какую-нибудь скромную девушку, например, родственницу кого-то из своих знакомых, которая едет в Эфес просто погостить в семье друзей. Он прекрасно понимал, что вести существование затворницы Лаис будет невыносимо! Она гетера, она хотела оставаться гетерой и жить именно жизнью гетеры.

Возможно, Клеарх даже готов к тому, что «рабыня Лаис Тринакрийская» заведет себе в Эфесе новых покровителей, которых будет развлекать не только пением, танцами, веселыми беседами, но и своими ласками?

Если это в самом деле было так, Лаис могла только радоваться, что ее верному другу удалось изгнать из сердца ту ревность, которую он испытывал, например, к Артемидору, и вновь увидеть в ней не просто возлюбленную женщину, а возлюбленную гетеру, которая просто не может принадлежать какому-то одному мужчине, а создана быть любовницей многих — в том числе и его.

Лаис вновь поразилась уму Клеарха и его преданности ей. И она впервые взглянула на свое пребывание в Эфесе не как на безысходную трагедию, не как на унылое прозябание в печальном изгнании, а как на предоставленную ей судьбой возможность отточить свое ремесло.

Нет уж, она не даст пропасть и засохнуть тем бесценным навыкам, которые приобрела в школе гетер!

К тому же, хоть Клеарх и дал ей в дорогу немалую сумму денег, Лаис не сможет вечно жить его щедротами. А ведя жизнь гетеры, она сможет зарабатывать.

Конечно, в Эфесе есть и свои гетеры, однако, может быть, Неокл поможет Лаис собрать круг гостей и поклонников?..

Девушка вновь вернулась к письму.

Клеарх повторял, что не сомневался: Лаис вернется, он сможет ее оправдать! Однако пока, вновь с сожалением сообщал он, ему еще ничего не удалось узнать об истинных виновниках убийства Гелиодоры. У него создалось впечатление, что кое-что об этом известно Порфирию — тому самому толстяку-кинеду, которому понравилась импровизация Лаис на симпосии. Клеарху так показалось потому, что уж очень подозрительно бледнело обычно багровое лицо Порфирия при любом упоминании Гелиодоры и Лаис (а город все еще ни о чем другом не говорит, как о зверском убийстве прекрасной аулетриды, и горожане разделились на два непримиримых лагеря: на тех, кто не верит в виновность Лаис, и на тех, кто в ней убежден). Однако разговорить Порфирия Клеарху пока не удается — даже крепко напоив его, потому что Порфирий приятеля старательно избегает, на симпосии не является, и вообще — ходят слухи, что он тяжко болен.

Элисса, которая могла бы пролить хоть какой-то свет на эту темную историю, по-прежнему содержится в верхней темнице храма, и верховная жрица никого к ней не подпускает, уверяя, что это запретила делать Кирилла.

Конечно, кое-кому это показалось странным: Кирилла, уверенная в невиновности Лаис, мешает ее оправдать! Очень может быть, что бывшая пифия и впрямь уже впала в тот самый маразмос. Если бы она в самом деле обладала колдовским мастерством, она бы поименно назвала виновников гибели Гелиодоры, а не разводила словеса, мутные, как дым!

В конце письма Клеарх заверял Лаис, что она может не сомневаться: ради ее возращения и ее любви он сделает все! От имени Лаис он принес жертвы духу Гелиодоры, которую похоронили на старом кладбище, где покоился прах первой верховной жрицы, начальницы школы Никареты, и многих других знаменитых гетер, живших некогда в Коринфе.