Накисавамэ-но-ками стиснула зубы и притихла. Наконец, она медленно и тихо проговорила:
— Потому что я… никогда не рассказывала ей о том, что хочу выбраться наружу… Возможно, Хонока сочла это предательством…
— Ты ведь могла догадаться, что этим все и кончится, разве нет? От близких людей желания не скрывают, — Когане прищурил зеленые глаза. — Или ты почему-то не могла ей рассказать?
Накисавамэ-но-ками шумно вдохнула. Видимо, слова Когане попали в точку.
Сожаление проступило на ее лице.
— Я… правда хотела посмотреть на внешний мир вместе с Хонокой. Я надеялась, что смогу хоть ненадолго увидеть надвигающуюся весну так же, как она… — Накисавамэ-но-ками моргнула, чтобы прогнуть подступившие слезы, и продолжила: — Но… но на самом деле…
Здесь ее голос сорвался и стал хриплым. Вместе с этим по щекам ее прокатились крупные слезы.
— Достопочтенный Хоидзин… я обязана извиниться перед лакеем… — богиня посмотрела в небо, даже не пытаясь вытереть слезы. — Н-на самом деле я…
Слезы падали на дно колодца и расходились кругами по скопившейся воде.
Затем Накисавамэ-но-ками озвучила правду. Когане вздохнул и вновь посмотрел туда, куда убежал Ёсихико. Пока что тот не возвращался.
— ...Как же ты поступишь, Ёсихико?.. — протянул Когане, покачивая хвостом.
Часть 4
— М-мне очень неловко за мою дерзость, ведь мы только познакомились…
В тот день, когда Хонока, привлеченная звуками загадочной песни, заглянула в колодец, она увидела внутри похожую на маленькую девочку богиню. Та быстро догадалась о таланте Хоноки и заговорила, глядя на девушку влажными глазами:
— ...Не могли бы вы сорвать мне цветок?
Полная безмятежных сельских пейзажей земля рядом с домом матери Хоноки всегда приносила девушке умиротворение. Поступив в старшую школу, она стала часто приезжать сюда, чтобы сбежать от городского шума, причем нередко одна. Холмы, деревья и вода мягко улыбались ей, дарили душевный покой и комфорт.
— Я н-не могу выбраться наружу. Поэтому буду очень рада увидеть цветы, которые цветут здесь весной. Я хочу увидеть весну! — стоявшая по пояс в воде богиня изо всех сил тянулась к Хоноке, а та смотрела на нее озадаченным взглядом. — Я н-не могу покинуть колодец. Я не знаю, что происходит снаружи… Я провела здесь уже, наверное, тысячу лет…
— ...Одна? — наконец, спросила Хонока хоть что-то.
Маленькая богиня обрадовалась и подняла взгляд.
— Да. Моя работа — сидеть здесь и плакать, принимая на себя людскую печаль.
Из-за влажных глаз узница колодца и правда походила больше на маленькую девочку, чем на богиню.
— Поэтому… можно вы дадите мне цветок?..
Хонока ничего не ответила и отошла от колодца.
Оне не отказалась и не отвергла богиню.
Просто она слишком изумилась, смутилась и потому поторопилась.
До сих пор она лишь наблюдала за богами и не ожидала, что одна из них попросит ее о чем-то.
К тому же она не знала, что на дне темного колодца живет плачущая богиня, несущая на себе груз людских печалей.
Живет совсем одна…
Отойдя к ториям, Хонока какое-то время стояла неподвижно, приводя мысли в порядок. Она думала о том, как с детства сторонилась людей и привыкла быть одной. О том, сколько времени та богиня провела внутри колодца.
И о том, что она не вздыхала о своей судьбе и пожелала лишь посмотреть на весну…
Со стороны колодца вновь раздалась тихая песнь:
Наконец, Хонока развернулась и побежала от храма. Найдя на грядке маленькую фиалку, она какое-то время боролась с совестью, но в итоге тихо извинилась и осторожно сорвала цветок. С ним она вернулась к колодцу, где вновь засомневалась. Она так долго жила, старательно избегая контактов с другими, что теперь слова не приходили ей в голову.
Она стояла, а сжимавшая фиалку рука дрожала от волнения и напряжения.
Наконец, фиалка упала в колодец богини, и та расцвела улыбкой, затмившей красоту цветка. Хонока, украдкой подсмотревшая за ней, ощутила, как в давным-давно замерзших глубинах ее души появилось немного тепла. Ей показалось, что богиня улыбается вместо нее, давным-давно забывшей, как выражать чувства.
Так Хонока, прежде лишь провожавшая взглядом исчезающих богов, впервые смогла сделать одному из них маленький подарок.
— Хонока!
Ёсихико сумел справиться с мешавшимся под ногами песком и покинуть территорию храма. Затем пробежал мимо входа в культурологический центр и, наконец, схватил Хоноку за руку на дороге, с левой стороны которой открывался вид на Аманокагуяму.
— П-подожди!
Даже несмотря на пиджак школьной формы, Ёсихико понял, что сжимает весьма хрупкую ручку. Несколько стушевавшись, он выдохнул и ощутил лицом дуновение холодного февральского ветра.