Лакей маркиза де Сада, или Каталог Латура

Жизнь Бу-Бу в корне изменилась. У нее вдруг появилось занятие. Ее стол был завален долговыми обязательствами. Условия займа. Проценты. Подписи. Время и точность расчета. Принцип прибыли. Бу-Бу и Гупиль часто засиживались далеко за полночь со своими счетами. Тишина больше не тяготила ее. Бу-Бу испытывала непривычную радость, думая о заработанных ею деньгах. О своих заемщиках она не думала. Их тяжелое положение ее не трогало. Она всегда чувствовала себя отгороженной от мира, и нужда должников значила для нее не больше, чем пена, из которой родилась Афродита, - Бу-Бу наслаждалась, загребая деньги. Она давала деньги в рост, ибо сам Господь решил оставить ее в живых. И еще потому, что ей просто нравилось это занятие. Нет, все сложилось слишком хорошо, чтобы в это поверить. Ей было приятно думать, что ее состояние удвоилось. Что оно стало в пять раз больше. В десять. Она радовалась, подводя итог каждой недели. Столбики цифр. Точность. Деловой расчет. Требования о соблюдении условий. Такой стала теперь ее жизнь.

- Жестокая. Бессердечная, - ворчали должники.

Гений, думал Гупиль, но у него хватало ума играть роль непрактичного посредника. А для Бу-Бу ее деятельность представлялась ясной, как неоспоримость четырех действий арифметики. Ей даже не приходило в голову, что сострадание может иметь к этому какое-то отношение. Что людей жестоко эксплуатируют феодалы, что люди завидуют церковникам и ненавидят кровопийц и ростовщиков вроде нее, - все это даже не приходило ей в голову. Мир несправедлив, народ голодает, но ведь это не ее вина. Погоня за прибылью требует, конечно, некоторой несправедливости. Но почему она должна из-за этого огорчаться? С другой стороны, она всегда трезво вела свои денежные дела. Не повышала проценты. Не мошенничала с долговыми обязательствами и брала не больше, чем все остальные ростовщики в Руане и Лизьё. Ей только хотелось, чтобы ее расчеты были безупречны.

Все мечты Бу-Бу ограничивались деньгами. Цифрами. Долговыми обязательствами. Золотыми монетами. У нее, как у коллекционера, был повышенный интерес к монетам. Она любила их сами по себе, и у нее не возникало ни малейшего желания потратить на что-нибудь свое состояние.

Но тут произошло нечто странное. С тех пор как ростовщичество превратилось для Бу-Бу в привычное занятие, тело ее вдруг ожило и задышало так, что ей это казалось непристойным. Словно монеты, долговые обязательства и столбики цифр необъяснимым образом разбудили ее кожу, и она проснулась, как животное после спячки. Кожа льнула к одежде, раскрывалась навстречу случайным прикосновениям. Всякий раз, когда кто-то нечаянно прикасался к Бу-Бу в очереди на рынке или когда Гупиль сухо пожимал ей руку, она ощущала почти болезненное щекотание. В постели ее груди колыхались и жили, будто самостоятельные существа, они поднимали соски вверх и терлись друг о друга. Бедра, ягодицы, лоно вели себя еще более непристойно. В конце концов ей приходилось прибегать к рукоблудию, чтобы наконец заснуть. Пристыженная, она кричала от страсти. И пыталась поскорее все забыть. Но это преследовало ее, точно зуд.

***

Человек, пробиравшийся сквозь лесные заросли, бежал, опасаясь, что это бегство закончится смертью. Лицо его покрывала пятидневная щетина, а босые ноги почернели от запекшейся крови. Сразу было видно, что он бежал из тюрьмы. Он не смел объявиться в приморском городе, никаких планов у него не было и сил тоже. Больше всего ему хотелось упасть на мох и исчезнуть, незаметно исчезнуть навсегда. Мысль о смерти не пугала его. Он предпочитал смерть возвращению в сырую камеру. Но ему не хватало мужества. Он шел вперед, закрыв глаза и не обращая внимания на ветви, хлеставшие его по лицу.