Лахтак

        В кубрике он не увидел никого, кроме больного Карсена. Из столовой через фанерную перегородку слышалось несколько голосов. Оттуда в кубрик заглянул Шелемеха.

        — А, товарищ юнгидр, проснулись? — весело спросил кочегар. — Там профессор Запара собирает своих ассистентов. За кормой лед треснул. Здоровенная полынья и совсем новое течение. Я думаю, что миль пятнадцать в час. Предлагаю запаковать тебя в батометр и опустить на дно для исследований.

        — Нет, ты серьезно? Новая полынья? — вскочил Степа.

        — Да, да! — стараясь говорить густым басом, уверял Шелемеха. — Запара уже с час ожидает тебя. Будить не хотел, а теперь говорит: «Хватит ему пухнуть от сна», — и послал меня к тебе.

        Степа тут же бросился в столовую. Там он застал всех в сборе. Гидролог что-то разглядывал в своем блокноте.

        — Дмитрий Петрович! Вы меня звали? Новая полынья? Я сейчас...

        — Да, да! — сказал Запара, не отрываясь от блокнота.

        — А ты выскочи на палубу, — посоветовал Соломин. — Такая щель!.. Чудо! И погода чудесная...

        — С тех пор как начал плавать, только второй раз наблюдаю такую, — серьезно сказал механик.

        Запара приложил палец ко лбу и нахмурился. Степа не заметил, что у некоторых его товарищей смеялись глаза, а что другие были слишком уж серьезны. Он схватил шапку, меховую куртку и, на ходу одеваясь, бросился на палубу.

        Когда юнга скрылся за дверями, в столовой раздался громкий хохот. Услышав его, Кар высунулся из своей каюты. Он не знал, в чем дело.

        А юнга, открыв наружные двери, остановился в изумлении. Резкий ветер залепил ему лицо снегом. Вокруг гудела полярная вьюга. Над дымовой трубой завывал ветер, мачты содрогались, а натянутые тросы звенели. Преодолевая ветер, Степа с трудом закрыл двери.

        «Тоже мне шутки!» — рассердился юнга. Он постоял с минуту на палубе. Ветер продувал сквозь мех и пробирал до костей. Но вот в Степиной голове возникла идея... «Погодите же!» — сказал он, мысленно обращаясь к шутникам.

        С выражением испуга на лице, весь в снегу, юнга влетел в столовую.

        — Вахтенный напал на медведя! Медведь! Медведь! Быстрее!

        Услышав крик, все вскочили с мест и бросились к оружию. Вершомет и Соломин с ружьями, остальные с ломами и топорами выбежали на палубу. За столом остался только Торба. Подняв руку, механик покачал пальцем перед носом и сказал, обращаясь к юнге:

        — Меня не купишь! — Лицо его сияло.

        — Ай-я-яй! — услышал Степа и, обернувшись, увидел в дверях капитанской каюты Кара.

        Штурман покачал головой, усмехнулся и, притворив двери, исчез в каюте.

        С палубы возвращались взволнованные охотники.

        Степа сел возле механика, ожидая защиты, если команда начнет ругаться.

        Но, кроме Лейте, никто не сердился. Только старый боцман начал отчитывать юнгу, говоря ему, что так пугать нельзя.

        — Таких молодцов, как ты, я бы порол. Понимаешь? Ты знаешь сказку про пастуха, который кричал: «Волк!» Два раза кричал. Два раза к нему прибегали на помощь, и оказывалось, что он обманывал. А когда волки действительно напали и он закричал, никто не обратил на это внимания. Подумали — снова врет.

        — Во-первых, — ответил Степа, — теперь побои отменены, а во-вторых...

        — Правильно, — кивнул головой боцман.

        — ...во-вторых, — продолжал юнга, — нужно было слушать, что я кричал. Вот механик понял и сидел спокойно. В-третьих, если один раз обманут, что лед треснул, второй раз обманут, то на третий раз, когда он в самом деле треснет, никто не поверит. В-четвертых, я не собираюсь больше обманывать. Наконец, пятое — физкультура — вещь очень полезная и нужно уметь не только плавать и нырять, но и бегать.

        — Прошу без намеков, — притворно обиделся Лейте.

        — А как же вы, Дмитрий Петрович, обманули меня? — спросил Степа Запару.

        — Я, Степочка, не хотел. На самом деле я предлагал сказать, что остров затонул, но со мной не согласились.

        — Эх ты, чучело! — обратился к юнге Шелемеха. — Ты же спал тридцать шесть часов. А твоя очередь кашу варить на камбузе. Нужно же было тебя каким-то образом разбудить? Мы уже думали, что у тебя сонная болезнь или летаргический сон.

        — Да, браток, — вмешался в разговор Торба, — рекорд побил: тридцать шесть часов проспал.

        — Да ну? — Юнга недоверчиво обвел глазами всех присутствующих. Посмотрел на часы и календарь: было восемь часов утра, а на календаре — двадцать девятое число, а он лег в пятом часу вечера двадцать седьмого.

        Юноша еще раз обвел товарищей пытливым взглядом. Сзади всех сидел Эльгар. Норвежец, по-видимому, догадывался, о чем разговор, потому что тоже смотрел на календарь и, когда глаза юнги встретились с его глазами, сощурился и еле заметно кивнул головой: «Нет».

        — А знаете, какой сон снился мне все эти тридцать шесть часов?

        — Какой?

        — Снилось, что наш старший помощник освободил меня на целых три дня от дежурства на камбузе и назначил дежурить того, кто шутит с календарем.

        — Молодец, Степа! Правильный сон ему приснился! — сказал Кар, подходя к столу.

        Капитан обратился к Торбе:

        — Как вы думаете? Мне кажется, совершенно верно.

        — Ну конечно!.. — И механик закашлялся. — Но только в том случае, если он скажет нам, кто именно сорвал листок календаря.