Лаки

Неделю она хранила свой секрет в тайне. Она не чувствовала себя обязанной сообщать его никому, даже Джино. Она в состоянии родить и воспитать ребенка одна – слава Богу, имеется и неплохая голова на плечах, и финансовая независимость. Но потом появились иные мысли. Ребенок, когда станет постарше, захочет узнать, кто его отец. И,естественно, имеет на это полное право.

Ребенок.

Мальчик или девочка?

Все равно. Кто бы ни родился, она будет рада.

Внезапно ее жизнь пошла в совершенно неожиданном направлении.

Лаки позвонила Димитрию в Париж, выбрав наугад один из оставленного им длинного списка телефонных номеров.

В Париже было три часа ночи. Он спал и снял трубку не в лучшем настроении.

– Да, – рявкнул он.

– Говорит Лаки Сантанджело. Ты скоро станешь отцом, – объявила она. Какой смысл ходить вокруг да около.

– Что?

– Я жду ребенка. А ты – счастливый папочка.

Димитрий сел в кровати, радуясь про себя, что на сей раз проводил ночь в одиночестве.

– Я не понимаю... – начал он.

– А между тем все очень просто. Мы играли. Мы забили гол. Теперь, привыкнув к этой новости, я рада. А что чувствуешь ты?

Он прокашлялся и покосился на часы.

– Ты хотя бы представляешь, который сейчас час? – спросил он резко.

– Что с тобой? Я только что сообщила, что ты скоро станешь папой, а ты мне начинаешь толковать о времени.

Он не знал, что ответить. Поэтому сказал то, что говорил всегда, когда оказывался в затруднении.

– Тебе нужны деньги?

– Что?

Он не расслышал звона льдинок в ее голосе и продолжил:

– Позвони моей секретарше в нормальное время. Она вышлет тебе чек на аборт и покрытие расходов.

– Кретин! – закричала Лаки. – Ты действительно полагаешь, что я позвонила тебе из-за денег? Ах ты, слизняк поганый. Да провались ты! – В ярости она бросила трубку.

Да кем он себя считает? Как он только осмелился разговаривать с ней, как с какой-нибудь шлюшкой-попрошайкой? Как он только набрался наглости! В гробу она видела Димитрия Станислопулоса вместе с его дурацкими миллионами. Она не хотела от него ничего, только думала порадовать.

Прошло еще несколько месяцев. Лаки переехала в дом в Ист-Хэмптоне. Сейчас, будучи беременной, она не чувствовала себя в состоянии отправиться на завоевание Нью-Йорка. И, однако, целыми месяцами сидеть сложа руки тоже было не в ее характере. Лаки навестила самого лучшего гинеколога, который уверил ее, что тошнота по утрам и постоянное ощущение усталости скоро пройдут. Он прописал ей витамины, здоровую диету и покой.

Покой уже стоял ей поперек горла. Ей хотелось действовать.

Как-то утром, разбирая почту, Лаки нашла приглашение на свадьбу Джино. Она тут же перезвонила Косте. Они обговорили ситуацию и решили ехать вместе. Не то чтобы ей безумно хотелось. Но она знала, что это необходимо. Она не порадует Сьюзан Мартино своим отсутствием.

Свадьба скорее напоминала какой-то гала-концерт. Бесконечная череда кинозвезд и кино боссов, знаменитых в кругах шоу-бизнеса адвокатов, агентов, режиссеров и продюсеров. Лас-вегасские друзья Джино совсем затерялись в блестящей толпе.

Лаки чувствовала себя здесь чужой. Почему ей порой начинало казаться, что она присутствует не на свадьбе Джино, а на его похоронах? Она обменялась с ним только парой слов и села за стол рядом с Костой, разглядывая сливки беверли-хиллзского общества. Она надела простое белое шелковое платье и изумруды, купленные ею самой. Ее четырехмесячная беременность пока еще не бросалась в глаза, но от постоянного ощущения усталости у нее под глазами появились небольшие круги.

Джино ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, но Коста сразу же забеспокоился. Он настойчиво расспрашивал, чем она занимается, а когда она, пожав плечами, ответила: «Ничем», он нахмурил брови, так как слишком хорошо знал Лаки, чтобы понять, что что-то здесь не так. Не с ее темпераментом сидеть сложа руки. Поразмыслив, он решил, что женитьба Джино огорчает ее гораздо больше, чем она хочет показать.

Когда Лаки представили отпрысков Сьюзан, они ей сразу же не понравились. Пар очка богатых снобов, преисполненных сознанием собственной значимости.

А затем она увидела, как гостям торжественно явилась английская примадонна Франческа Ферн в окружении своей свиты. Пять минут спустя возник Димитрий Станислопулос.

– О нет, только не это! – пробормотала Лаки.

– Что такое? – спросил Коста.

– Ничего. – Она сжалась в комочек на своем стуле, стоявшем во внутреннем дворике в тени навеса, надеясь, что он ее не заметит. Или еще лучше – не узнает ее. Она не станет делить с ним их ребенка. Он упустил свой шанс.

Но он заметил ее. Несколько позже. К счастью, кругом толпилось много народа, когда Димитрий подошел к столу, поцеловал ей руку и произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз. От Лаки не ускользнуло, что его глаза ощупывают ее фигуру – он искал признаки беременности и гадал, не приснился ли ему тот парижский звонок.

Лаки отвечала холодно, но вежливо. А пошел он...

Спустя неделю он позвонил в дверь ее особняка в Ист-Хэмптоне. Стояла осень. Лаки вышла в белом спортивном костюме, теннисных туфлях и без грима. Ее волосы были небрежно собраны в пучок.