Лакировка

В устах человека, умеющего разговаривать с легкой непринужденностью, это прозвучало напыщенно, точно реплика из скверной мелодрамы. Хамфри сказал:

— Простите меня. Я никак не предполагал...— И продолжал говорить все, что приходило в голову, лишь бы помешать Полю уйти, а сам тем временем вспоминал довольно глупую вещь, наследие тех дней, когда он еще играл в спортивные игры. Согласно фольклору участников таких игр все люди в критические минуты делятся на две категории: тех, кто краснеет, и тех, кто белеет. И в тяжелом положении полагаться следует на вторых. Лицо Поля, всегда довольно бледное, побелело, как у мертвеца.

Вспоминать сейчас об этом было глупо, но, кроме того, Хамфри думал, что это очень странное бешенство. Оно не искало выражения в словах: просто сорвался предохранитель, но почему — Хамфри понять не мог. Тем не менее Поль, несмотря на свой сверхъестественный самоконтроль, сразу же утратил не только вежливость, но даже обычную уравновешенность.

Хамфри повел его в обеденный зал. По принципу извечной несправедливости есть расхотелось Хамфри, а Поль заказал стандартный клубный обед — холодную ло­сосину и бифштекс, которые и принялся есть с явным аппетитом. Хамфри для уте­шения начал бутылку кларета.

Поль вдруг спросил нейтральным тоном:

— Что именно вас интересует относительно Сьюзен?

— Никто не знает, где она была вечером и ночью в субботу. Я имею в виду субботу, когда убили леди Эшбрук.

— Я тоже не знаю.— Голос Поля был холоден, но достаточно вежлив.— Просто не знаю. Вероятно, вам говорили, что меня самого допрашивали несколько раз, и я ничего не могу доказать. Я был у себя дома. И ничем особенным не занимался — всего лишь читал. Чего человек, находящийся под подозрением, доказать, естествен­но, никак не может. Впрочем, насколько я понимаю, меня не подозревают.

— Нет. И не думаю, чтобы вас подозревали хотя бы минуту.

— Да, конечно. Вам это было бы известно.— Он говорил по-прежнему отчужденно, но с легкой иронией.— Единственное, что я помню об этом проклятом вече­ре,— что я звонил Селии Хоторн. Видите ли, это было уже после того, как мы порвали.

О Селии он упомянул с полным спокойствием. Тема, очевидно, не запретная в отличие от чего-то или от кого-то.

Официант убрал тарелки. Поль уставился в стол, наморщив лоб. Потом он по­глядел на Хамфри.

— Я готов сообщить вам о Сьюзен один простой факт. На следующий день, в воскресенье, я ее видел.— Он говорил с осмотрительностью и точностью высоко­поставленного чиновника.— И я готов сказать вам следующее: по моему глубокому убеждению, она тогда ничего не знала о том. что леди Эшбрук убита. И, опять-таки по моему глубокому убеждению, она узнала об этом не раньше чем я, то есть в понедельник утром.

— Установлено, что днем в понедельник она виделась с Ланселотом Лоузби.

— Возможно, тогда она и узнала про убийство.

— Именно тогда она и состряпала первую свою историю о субботней ночи. Сплошные выдумки. Вы, возможно, заметили, что эта молодая женщина совершенно свободна от некоторых буржуазных предрассудков, например от рабского следова­ния истине.

Это была сознательная попытка сбить предохранитель, но Поль ограничился. тем, что изобразил улыбку. Хамфри попробовал другой заход:

— А где вы ее видели в воскресенье?

— Не важно. Это никакого значения не имеет.

Поль повторил, что больше ничего о Сьюзен сказать не может. Однако немного позже, за сыром, он заметил, словно вновь обретая свою нормальную насмешливую сдержанность:

— Раз уж вас так интересует семейство Теркиллов, вам, пожалуй, будет ин­тересно узнать, что я теперь работаю в одной упряжке с папашей Томом. Вы не слышали?

Нет, откуда же? Это была одна из квазисекретных финансовых операций, пред­принятых в эту осень. Представители министерства финансов, подчиненные непосред­ственно Тому Теркиллу, вели переговоры в Вашингтоне, и Поль по поручению своего банка принимал в этом участие.

— Сделка обязательно будет заключена,— сказал он с обычной спокойной уве­ренностью, словно не был совсем недавно охвачен слепым бешенством.— Она помо­жет нам некоторое время оставаться на плаву. Вполне здравая мера в своих преде­лах. Только пределы эти довольно узки.

Поль высказал еще несколько заключений о положении страны и всего западного мира с обычным своим здравым смыслом — не безмятежно, но и не апокалип­сически безнадежно. Потом он сказал, словно ни на мгновенье не забывал о своих безупречных манерах, что ему действительно пора идти. Он должен еще написать резюме для вышеупомянутого Тома Теркилла. Он поблагодарил Хамфри за превос­ходный обед. И, снова поблагодарив Хамфри перед тем, как выйти на Сент-Джеймс-стрит, добавил:

— Какой приятный клуб! Если вас это не очень затруднит, то, может быть, вы как-нибудь предложите мою кандидатуру?