Лакомые кусочки

Лига раскрыла ставни, чтобы впустить в комнату дневной свет. Она стояла у окна и смотрела на лес, чувствуя, как молоко подходит к соску и течет в маленький ротик, а прохладный ветерок обдувал ей лицо и шею. Лига провела пальцами по сливочно-белой щечке, прижатой к округлой, полной и столь же белой груди. Как прочна связь между одним и другим, восхитилась она, и как прекрасно благо, перетекающего из одного в другое.

Волшебное лето, будто зреющий плод, сменилось яркой щедрой осенью. Лига часто ходила в город за покупками и регулярно заглядывала к матушке Тейлор, которая учила ее белошвейному делу. Матушка оказалась добрей и терпеливей, чем Лига помнила ее в прошлом. По правде говоря, она вообще забыла эту женщину — так много времени утекло с тех пор, как Лига с матерью приходила к Тейлорам и играла со Сьюки.

Ребенок в ее чреве постепенно рос. Так же, как в случае с Бранзой, горожане воспринимали беременность Лиги совершенно естественно. Никто не тыкал в нее пальцем, не задавал вопросов о происхождении младенца. Матушка Тейлор показала Лиге, как подрубать постельное белье для колыбельки и кроить маленькие сорочки и чепчики.

— На этих вещичках очень удобно учиться, — говорила она, делая «настил» для прелестной розочки из темно-красного шелка. — Все швы короткие, а если где чего напутаешь, легко можно распороть. Позже я и тонкой работе тебя научу. — Из-под рук матушки выходил изящный пунцовый лепесток. — И тогда ты даже зимой сможешь окружить себя цветами и зеленью — всем, что несет в себе жизнь.

Люди относились к Лиге с неизменной доброжелательностью, вежливо и приветливо, как бы она ни держалась: молчала ли застенчиво или отваживалась начать разговор.

В свой домик Лига никого не приглашала; незваных гостей тоже не случалось. Раньше в хижине было мрачно и убого, но и теперь, когда все изменилось и ее жилье стало уютным и аккуратным, Лига предпочитала, чтобы его тепло согревало только ее и Бранзу, пока они не привыкнут к новой жизни. К тому же, несмотря на все тихие радости и довольство, Лигу день и ночь преследовало чувство, что настоящая хозяйка избушки — какая-то другая Лига, а не она, оскверненная грехом неуклюжая тугодумка. Ей все казалось, что счастливая, добрая и целомудренная настоящая обитательница этого сказочного мира вот-вот постучится в дверь и велит этой Лиге, невесть как здесь очутившейся, убираться из дома и даже покажет дорогу: «Смотри, — скажет она, — ты просто не туда свернула. Твоя хижина там, за деревьями, видишь? Вон стоит твой Па, руки в боки. Он сердится и гадает, где ты пропадала столько времени. Беги скорей к нему, прими заслуженное наказание. Мало того, что ты родила одного младенца, так еще и второй на подходе! Конечно, Па будет браниться. Тебя ждет хорошая трепка».

Месяц шел за месяцем, ночи стали длиннее, время сбора урожая закончилось, оставив Лиге на зиму хлеба, орехов и других припасов, листья пожелтели и облетели. Никто из горожан не спешил выгонять ее из избушки, не требовал объяснений и не приставал с расспросами, заставляя краснеть от стыда. Все свое время, кроме сна и ухода за Бранзой, Лига отдавала работе, трудилась не разгибая спины. Когда забот по хозяйству не оставалось, огород и кладовая не требовали внимания, она садилась за шитье и усердно корпела над любым заданием, которое давала ей матушка Тейлор. Сколь долго ни продлится безмятежная пора, Лига докажет тому, кто даровал ей счастье — тому, кто наблюдает за ней свыше, — что она достойна этого дара. Каждую минуту отведенного времени Лига постарается провести со всей пользой, какая только возможна.

Взглянув на новорожденную, Лига подумала, что синеватый цвет личика вскоре изменится. Ничего страшного, через несколько дней кожа посветлеет и очистится, так же, как очистилось лицо Бранзы, после рождения покрытое мелкой сыпью. Ребятишки так быстро меняются! Даже если младенец только что надрывался до хрипоты, глядишь, в следующую минуту он уже весело агукает, и на его щечках снова играет здоровый румянец. Дети — словно неугомонные землеройки или воробышки; время их жизни движется совершенно иначе. Взрослым с их большими нескладными телами и заторможенным ритмом сердца остается только изумленно взирать на детей.