Лакомые кусочки

«Я король! — орал я. — Король и великий маг! Я наполню золотом ванну и буду мыть в нем свою прекрасную бороду! Я буду обедать золотом и запивать его золотым вином!»

Чуть позже я немного остыл и принялся набивать монетами карманы и пояс. Наконец пришлось остановиться — карманы едва не лопались, а тяжелый пояс пришлось застегнуть на пряжку и повесить через плечо. Меня распирало от радости: этих денег с лихвой хватит, чтобы выбраться из передряги с Ашбертом, не говоря уж о том, чтобы вернуться в Миддл-Миллет или даже в Рокерли, раздать долги и восстановить мое доброе имя. А потом я куплю себе дом, конный экипаж, приличную одежду и кучу всего остального! О таком богатстве я не смел и мечтать; всю жизнь мне доставались сущие гроши, я жадно хватал медяки, словно выбирал из грязи рассыпанные зерна. Теперь же я веселился, пел и плясал, тем более что вокруг никого не было — ни карликов, ни верзил.

С набитыми карманами и поясом я отправился вверх по тропинке, предвкушая встречу с людьми моего роста, которых видел еще тогда, в стоге сена. Мне также не терпелось узнать, что представляют собой местные лавки и трактиры, где можно будет истратить пару-другую новеньких монет и поразить всех своим богатством.

Бранза держала в вытянутой руке капустный лист. Наконец, заяц опасливо, боком приблизился к девочке, подпрыгивая, точно хромоножка, и замер. Его желтые глаза, казалось, смотрели сразу во всех направлениях, бархатистый нос мелко подрагивал. Бранза ожидала, что животное резко выдернет угощение из ее руки, однако заяц потянул за кончик листа мягко и робко, совсем не так, как обычно делают его сородичи. Он принялся деликатно жевать, и в тишине слышался только хруст перемалываемой пиши, похожий на старческую одышку.

Сердце Бранзы гулко ухало. Ее рука слегка дрожала, дыхание участилось от восторга, однако она старалась не шевелиться и лишь время от времени взмахивала ресницами. Девочка возвышалась над зайчонком с высоты пяти человеческих лет, будто тяжелая туча, выпустившая тонкий безмолвный луч молнии. Она сидела на корточках — огромная, страшная, грозящая стать еще больше, но зверек словно бы не видел в ней никакой опасности и доверчиво отдавал все, что составляло его заячью сущность — пушистый мех, прозрачные ушки с розовыми прожилками сосудов, хрупкие косточки — в полное распоряжение Бранзы.

У Эдды такие вещи получались хуже; она была слишком нетерпелива. Бранза же легко могла часами сохранять неподвижность, застывая, будто скала, и пугливые животные спокойно подходили к ней. Для нее было отрадой приручать робких и слабых существ, еще меньше и безобидней, чем она, самая безобидная и кроткая в своей семье. С раннего детства Бранза пыталась понять их язык, научиться слышать то, что слышат они. Вот и сейчас она слушала лес ушами зайчонка, чутко воспринимая все опасности, которые подстерегают маленького зверька.

Заяц тревожно вытянул шею и одним прыжком метнулся в кусты. Ну конечно, его вспугнули шаги: легкий топоток Эдды за спиной у Бранзы и чья-то более тяжелая поступь по тропинке, окаймляющей лесную опушку. Бранза вздрогнула, маленькое сердце испуганно затрепыхалось.

Ей хватило одного короткого взгляда на чужака — едва ли выше ее, однако старый и морщинистый, с длинными-предлинными серебристо-белыми волосами и такой же длиннющей бородой, — и она бесшумно скользнула в заросли остролиста, к Эдде. Бранза сгорбила спину и прижала к губам сестры палец.

Эдда решила, что это новая игра, ее глаза радостно заблестели.

— Что, что такое? — шепотом спросила она, невзирая на запрет старшей сестры.

Однако Бранза лишь предостерегающе коснулась пальцем собственных губ. Объятая непонятным ужасом, она глядела через плечо ничего не подозревающей Эдды на странного карлика.

5

Вскоре я вышел на дорогу, вдоль которой тек ручей, а у обочины располагался небольшой фонтан, вроде того, что я видел в окрестностях Сент-Олафредс. Напившись воды, прохладной и вкусной, я зашагал дальше. Я рассчитывал попасть в город, где все будет соразмерно моему росту, и мне не придется выставлять себя на посмешище: неуклюже забираться на высокие стулья; подобно трехлетнему ребенку, задирать голову перед рыночными прилавками и подзывать прислугу в трактире.

Дорога повторяла все повороты и колдобины, запомнившиеся мне еще несколько дней назад, когда я угрюмо топал в Сент-Олафредс. Если бы не тяжесть золотых монет, оттягивавших мне карманы и пояс, я бы счел, что нахожусь в обычном мире. За последним поворотом показалась все та же свиноферма, те же гигантские хижины, скученные возле высокой городской стены. Подойдя ближе, я разглядел хозяина свинарни, здоровенного увальня, хоть и не с такой кислой физиономией, как у его предшественника.

Городские стражники были все такими же орясинами. Они оглядели мою фигуру пристальнее обычного и преградили мне путь — наверное, учуяли запах денег.