Лакомый кусочек

Я всмотрелась. Это была заключительная часть дарственной, в которой сообщалось, что в качестве свадебного подарка казино передается невесте… Увидев ее имя, я не знала, то ли мне заплакать, то ли засмеяться.

— Спасибо, — изящно сделав реверанс, я, как скромная пансионерка, опустила глаза и спросила: — А где у вас касса?

— Касса? — недоуменно воззрился на меня вороватый нотариус.

— Ну да, касса… — кивнула я. — Я же должна заплатить за ваши услуги.

— Да… — он замялся, — собственно, вы мне можете заплатить.

Я улыбнулась.

— Замечательно! — и достала из кошелька пятнадцать рублей. Именно столько, как я прочла в тарифе услуг, стоили справки, полученные от нотариуса.

Протянув строго положенные по тарифу деньги, я вышла, оставив Хацкиля Ильича в недоумении. Ей-богу, иногда во мне просыпается садист.

Он настолько ошалел, бедняга, от моей наглости, что даже не бросился за мной вслед.

Я вышла на улицу.

* * *

Я шла по проспекту медленно, стараясь осмыслить происходящее. В движении почему-то всегда легче думать. Честно говоря, то, что я узнала от нотариуса, меня удивило. Все, что должно было стать ясным, стало только чуть-чуть более понятным… Впрочем, что же ее связывало с… Человек, на которого сейчас указывали все улики, был мне очень симпатичен. Конечно, он не лишен цинизма — но ведь и я сама иногда этим страдаю.

А в целом — в этом гадюшнике было слишком мало симпатичных физиономий. Мимо меня промчался автобус со «звездочками», спешащими на очередное представление.

На крыше автобуса висели транспаранты, призывающие всех бросить скучные дела и рвануть на праздник песни и танца. Предложение было заманчивое. В самом деле, Таня, хватит тебе этой гадостью заниматься. Лучше прямо сейчас побежать за ними, туда, где «веселясь и ликуя», весь народ будет плясать и петь. Представив себя распевающей в хоре что-то вроде «видно, не судьба…», я задрожала. Нет уж, мрачно подумала я, не мое это амплуа. Лучше уж я убийства буду раскрывать. Это мне отчего-то ближе и понятнее.

Воспоминания об убийствах заставили меня подумать о несчастной Оле. И нельзя сказать, что эти мысли я сочла приятными.

Взглянув на часы, я поняла: скоро эта общественная радость закончится. А я еще ничего не знаю. Вернее, почти ничего. Господи, как же я ненавижу шоу-бизнес!

Глава 9

У каждого человека свой способ отвлечься от дурных мыслей. Например, когда мою маму гложет какая-то совершенно кошмарная мысль (о жизненных неудачах, или о смерти, которой никому из нас не миновать, или о том, что дочь, по ее понятиям, могла бы быть посчастливее), она раскладывает пасьянс. Это занятие кажется мне довольно бестолковым и утомительным, а решать, как Андрюшка, кроссворды в такой момент кажется мне кощунственным — как я могу занимать голову сложнейшими вопросами типа «город в Нигерии» или «финский фольклорист», когда у меня, можно сказать, под окнами лежат свежие трупы? Какое мне дело до этого финского фольклориста? Он же не поможет мне найти убийцу? Зато у меня был отличный способ, когда приятное вполне сочетается с полезным.

Сначала я заставила себя принять душ, выпить чашку кофе, и, когда внутренняя дрожь стала тише, я достала мешочек. Наверное, дальнейшее мое занятие навело бы кого-то на мысль о здравости моего рассудка, но я уже сама сомневаюсь в его здравости — человек нормальный ни за какие деньги не полезет в мою профессию. Да еще в этакое неспокойное время. Нормальный человек пойдет куда угодно — хоть киллером, только не в частный сыск. Правда, мои друзья из прокуратуры и УВД были еще безумнее меня, но у них хоть стаж нарабатывался.

Итак, я уселась на ковер и начала с задумчиво-идиотским видом кидать кубики, показавшиеся бы несведущему человеку детскими. На самом деле сия штучка гордо именовалась «магическими костями».

С Елисеевым мне было все более-менее понятно. Цепочка «наркотики-казино-наркотики» выстроилась сразу. Кости показали «18+9+34». А это значило — «Вы пали жертвой грязной клеветы, и причиной этого стал человек, которого вы считали своим другом». Я присвистнула. Яснее не скажешь. Если убрать «грязную клевету», получается — «вы пали жертвой». Человек, сделавший из Елисеева эту самую «жертву», оказывается, почитался им за друга.

Ну вот, а мама говорила, что гадание на костях ничем не отличается от ее пасьянсов.

Друзей у Елисеева было мало. Так что выяснить, кого же он почитал своим товарищем, было нетрудно. Виктория? Вряд ли. Последнее время их отношения назвать дружескими мог только розовый идеалист. Александр? Тоже вряд ли — этот вообще к Елисееву относился плохо. Сечник… Особенного расположения к Елисееву я тоже не усмотрела. Кто-то был еще. Я хмыкнула. Ладно, раз мои косточки сегодня разговорчивы, как Дельфийский оракул, может быть, они мне и поведают, что за скелеты хранятся в шкафах моих «приятелей».

Галина, мысленно спросила я и получила ответ: «24-33-4» — «Вы окажетесь беззащитны перед чьим-то изощренным коварством». Спасибо. Я это знала и сама. Настолько беззащитна, что плавала в собственной ванне… Вот только чье оно было — это «изощренное коварство»?