Лакомый кусочек. Постижение

На зеленой поверхности дешевого деревянного столика громоздились грязные тарелки и чашки, блестели пятна размазанного масла, мокли крошки в лужицах пролитого кофе — остатки завтрака тех храбрецов, которые рано утром нарушили девственность этого стола и, орудуя ножом и вилкой, что-то уничтожая, а что-то отбрасывая, оставили за собой типичные следы легкомысленных путников, знающих, что они уже не вернутся сюда. Мэриан глядела на эти отбросы с отвращением, однако и сама старалась настроиться на легкомысленный лад: ей вовсе не хотелось, чтобы ее желудок опять устроил сцену. Она решила заказать кофе с тостом и, может быть, немного варенья, считая, что такой завтрак должен пройти без осложнений.

Появилась растрепанная официантка и принялась убирать со стола, предварительно швырнув Мэриан и Дункану замусоленные книжечки меню. Мэриан открыла доставшийся ей экземпляр и заглянула в раздел, озаглавленный: «Предлагаем на завтрак».

Вчера вечером ей казалось, что все вдруг стало ясно — даже привидевшийся ей Питер с охотничьим прищуром; ясно и далеко не радостно; но это было вчера, а сегодня, проснувшись и слушая вздохи водопровода и громкие голоса в коридоре, Мэриан не могла вспомнить — к какому же выводу она пришла накануне? Она тихо лежала, пытаясь сосредоточиться и вспомнить свое вчерашнее открытие; но ее отвлекали пятна размытой побелки на потолке, и вспомнить не удавалось. Потом голова Дункана вынырнула из-под подушки (он прятал ее на ночь, словно для пущей безопасности), и с минуту Дункан глядел на нее с таким видом, будто не понимал, кто она такая и как попала в его постель. Потом сказал: «Идем отсюда». Она поцеловала его в губы, но в ответ он только облизнулся, и это движение, вероятно, напомнило ему о еде, потому что он тут же сказал: «Есть хочется. Пошли завтракать». И добавил: «У тебя ужасный вид».

«Ты, знаешь ли, тоже не пышешь свежестью и здоровьем», — ответила она. Под глазами у него были темные круги, волосы спутались. Они вылезли из-под простыни. Мэриан бегло оглядела себя в пожелтевшем зеркале в ванной. Кожа у нее на лице натянулась, побелела и как-то странно высохла. Действительно, вид у нее был ужасный.

Ей очень не хотелось снова надевать красное платье, но выхода не было. Они молча оделись, мешая друг другу в узкой комнате, нищенское убранство которой было еще более очевидно в сером утреннем свете. Затем потихоньку спустились по лестнице.

И вот он сидел напротив нее, сгорбившись и снова спрятавшись за воротник пальто. Он курил и следил за движением дыма. Глаза его не смотрели на нее и были совсем чужими и далекими. Воспоминание о его длинном тощем теле, которое в ночной темноте казалось невероятным сооружением из сплошных углов и выступов, расчерченных полосами ребер, делавшими его похожим чуть ли не на стиральную доску, — воспоминание это быстро таяло, как рисунок на зыбком песке. Если она и приняла вчера какое-то решение, то оно начисто забылось; а может быть, она и не приняла никакого решения. Может быть, ей только показалось; что угодно могло показаться в ночной синеве убогого номера. В жизни Дункана кое-что все же произошло; она подумала об этом с усталой гордостью — все-таки утешение; а вот для нее, Мэриан, новый этап еще не наступил. Питер был по-прежнему с ней; он был так же реален, как крошки на столе. И теперь ей снова придется жить, считаясь с этим фактом. Придется возвращаться к нему, потом ехать к родителям. На утренний автобус она опоздала, но можно поехать дневным, предварительно поговорив с Питером и все ему объяснив. Или нет — постаравшись уклониться от объяснений. Объяснять, в сущности, было ни к чему, потому что объяснению поддаются явления, имеющие причины и следствия, а тут не было ни того, ни другого. То, что с ней произошло, нигде не начиналось и никуда не вело; это было нечто внешнее, поверхностное. Мэриан вдруг вспомнила, что даже не начала собирать вещи.

Снова посмотрев в меню, она прочла: «Яйца с беконом, зажаренные на ваш вкус. Наши особые, сочные сосиски». «Свиньи и куры», — подумала она и торопливо перешла к разделу «Тосты». Горло ее непроизвольно сжалось, и она закрыла меню.

— Что ты будешь есть? — спросил Дункан.

— Ничего. Я не в состоянии есть, — сказала она. Боюсь, что мне не выпить даже стакана апельсинового сока.

Да, это наконец случилось: ее тело окончательно отгородилось от внешнего мира. Давно сужавшийся круг доступных ей блюд превратился в маленькую точку и исчез… Она поглядела на жирное пятно на обложке меню и чуть не заплакала от жалости к себе.

— Ты уверена? Ну тогда, — сказал Дункан, как будто даже приободрившись, — я могу все деньги потратить на себя.

Когда официантка вернулась, он заказал яичницу с ветчиной и жадно уничтожил ее, не обращая внимания на отчаянный взгляд Мэриан. Увидев, как пронзенный вилкой желток растекается по тарелке, она отвернулась. Ее чуть не стошнило.

— Ну что ж, — сказал он, уплатив по счету и выйдя на улицу. — Спасибо за все. Пойду домой писать реферат.