Лакуна

По крайней мере, после смерти мать хотя бы попала в газеты. Строчкой в экстренных новостях об отважном летчике по имени Говард Хьюз: «Что касается пишущей братии, один корреспондент был ранен, а его знакомая погибла в автокатастрофе по дороге на аэродром на шоссе Виадукто Алеман». Ее след в истории: «знакомая».

26 АПРЕЛЯ

Из соображений безопасности Лев, разумеется, не смог пойти на мессу, за что не перестает извиняться. Узнав о случившемся, содрогнулся всем телом. После того как в феврале не стало Левы, они с Натальей сами не свои от горя. Сына убили в парижской больнице, где, казалось бы, можно не бояться за свою жизнь. Больше из их детей в живых не осталось никого — только внук Сева от старшей дочери. Товарищи Льва попали под репрессии; всех, кто сидел в воркутинском лагере, расстреляли в один день. Но Соединенные Штаты по-прежнему считают Сталина своим союзником. Даже предложили экстрадировать Льва, чтобы на родине его казнили.

С тех самых пор, как Карденас экспроприировал американские нефтяные промыслы, газеты твердили, что санкции неизбежны и возможна война. На прошлой неделе улицу Франчия запрудили студенты, скандировавшие: «Пусть гринго только сунутся! Мы прогнали Наполеона!»

Наталья утром и вечером пьет фанодорм и чай — чашку за чашкой. Фрида бы сказала, что так она топит свои печали, вот только проклятые научились плавать. Но бывает горе, с которым невозможно смириться. Когда Лев прерывает работу и смотрит в окно, взгляд его холоден, как тела его детей. Наверно, светлое, чистое будущее, которое он когда-то видел, теперь свелось к угольно-черным линиям, сходящимся в центре перспективы.

Вчера вечером вышел во двор, чтобы выкурить трубку и поговорить — ничего особенного, просто отрывочные воспоминания. Рассказал, как много лет назад ужинал со Сталиным, к которому тогда относились как к заурядному самолюбивому бюрократу, раздражавшему товарищей по партии. Они сидели за бутылочкой вина с Каменевым и Дзержинским, болтали о том о сем, как водится у молодежи, и кто-то задал вопрос: что в жизни всего приятнее?

Лев вспоминал, что Сталин необыкновенно оживился: «Налег грудью на стол, сжав нож, точно пистолет, и, по очереди направив его в каждого из нас, признался: „Выследить врага, все подготовить, беспощадно отомстить за себя, а потом лечь спать“».

11 АВГУСТА

Теотиуакан — обиталище богов. Шипе-Тотека, правящего вожделением и рождением. Лупоглазого Тлалока, приносящего дождь. Этот загадочный город пирамид, расположенный к северо-западу от озера, лежал в руинах уже во времена ацтеков и Кортеса, которому жрецы показывали развалины храмов и объясняли, что тут жили боги, когда создавали мир. Логично предположить, что им понадобилась штаб-квартира.

Через центр города проходит Дорога Мертвых; на ней возвышается величественная пирамида Луны, а напротив нее — пирамида Солнца, еще выше. Вдоль всей главной улицы тянутся храмы; на фасадах некоторых из них извиваются резные змеи. Между громадными каменными плитами мостовой проросли софоры и тянут к небу кроваво-красные пальцы соцветий. На самом деле никто не знает, кто жил и умер в Теотиуакане и почему. Но, когда бродишь среди огромных храмов, широко раскрыв глаза от изумления, легко представить себе кровь, плоть и сердца, вырванные, чтобы умилостивить жестокую судьбу.

Поездка сюда с Фридой очень походила на жертвоприношение — ее обычный сценарий для пикника. Однако, как ни странно, все обернулось иначе — хоть в учебник по истории. Она приехала в Синий дом после завтрака, заглянула на кухню и жестом велела поскорее выйти, как будто что-то скрывала.

— Ты должен поехать со мной в Теотиуакан, — заявила она. — Прямо сейчас. На весь день.

Она была одета так, словно подготовилась ко всему, — в габардиновый комбинезон с закатанными до колен штанинами, но при этом в своих обычных доспехах из украшений.

— У меня куча дел.

— Соли, это важно. Называешь себя мексиканцем, а сам ни разу не видел пирамиды Теотиуакана.

— А еще я не крутил романы со всей мексиканской элитой. Гражданин из меня никудышный.

— Послушай, нам с тобой есть о чем поговорить.

— Верно. Но едва ли получится.

— Я оставила «родстер» на Альенде. Поедем вдвоем. Поведу я, не Сезар. Может, хватит вредничать?

— Простите, Фрида, но у меня тут огромный окунь. Славный малый, жаль только, отказывается самостоятельно сбросить чешую и нырнуть в соус из помидоров и каперсов. Сегодня званый ужин. Соберутся двенадцать человек, чтобы послушать статью Диего, Льва и мистера Бретона. Напоминаю на всякий случай, вдруг вы забыли.

— Да пусть на их статью хоть птицы гадят, мне наплевать. А окунем займется Перпетуя. Зря ты думаешь, что без тебя нельзя обойтись.

— Вы меня увольняете?

— Да, черт возьми, если это нужно, чтобы ты составил мне компанию. Ну ладно, я пока покурю, а ты решай.