Лалангамена

— Я не отказываюсь от кражи крыльев, — начала она, глядя на море чужих лиц. Вопреки ожиданиям, голос ее прозвучал достаточно твердо. — Я взяла крылья от отчаяния, потому что это был мой единственный шанс. Плыть лодкой было бы слишком долго, и никто на Эмберли не желал мне помочь. Я хотела добраться до летателя, который созвал бы Совет. Как только я сделала это, я сдала крылья, и могу доказать это. — Она взглянула на Джемиса. Тот кивнул.

Доррель поднялся со своего места в середине зала.

— Доррель с Лауса, — произнес он громко. — Я подтверждаю слова Марис. Как только она нашла меня, она сдала крылья мне на хранение и с тех пор к ним не прикасалась. Я не считаю это кражей.

Послышались одобрительные возгласы. Семью Дорреля знали и уважали, и его слово ценили. Марис одержала маленькую победу и теперь продолжала более уверенным голосом.

— Я хотела созвать Совет по причине, которая, я считаю, очень важна для всех нас и для нашего будущего. Но Корм меня опередил…

Она невольно состроила легкую гримасу, и несколько незнакомых ей летателей улыбнулись. Что это: недоверие? презрение? Или поддержка, одобрение? Усилием воли Марис разняла сомкнутые руки и опустила по бокам. Никто не должен видеть, что она волнуется.

— Корм говорил, что я выступаю против традиций, — продолжала Марис, — и это правда. Он утверждает, что это ужасно, но не говорит, почему и зачем нужно хранить традиции. Только потому, что так было всегда, вовсе не означает, что перемены невозможны или нежелательны. Разве люди летали на родных планетах Звездоплавателей? Но значит ли это, что не летать лучше? Птица-даубер, если ее ткнуть клювом в землю, так и будет двигаться, не поднимая головы, пока не свалится с какого-нибудь обрыва. Зачем же нам, людям, слепо идти все время одной и той же дорогой?

В зале засмеялись. Марис почувствовала свою силу. Выходит, она может передавать образы словами не хуже Корма! Кто-то тоже представил себе глупую неуклюжую птицу и рассмеялся. Она коснулась изменения традиций, и все же они слушают!

— Мы люди, и если в нас есть инстинкт, то это инстинкт, вернее, стремление к переменам. Все постоянно изменяется, и кто умен, меняется сам еще до того, как обстоятельства вынудят его к перемене. Обычай передавать крылья от родителей к детям служил нам достаточно долго. И уж конечно, это гораздо лучше, чем анархия и поединки из-за крыльев, практиковавшиеся у Западных в давние Дни Печали. Но это не единственный путь и не самый лучший.

— Хватит болтать! — крикнул кто-то. Марис повернулась на голос и с удивлением увидела, как в середине второго ряда поднялся рассерженный Хелмер.

— Хелмер, — твердо произнес Джемис, — сейчас говорит Марис.

— Какая разница? — отрезал Хелмер, сложив на груди руки. — Она нападает на наши Традиции, но не может предложить ничего взамен. И это естественно. Наши обычаи были хороши столько лет именно потому, что лучше ничего никогда не было. Порой бывает тяжело, и это особенно тяжело для тебя, Марис, потому что ты родилась не в семье летателя. Но что ты можешь предложить?

Хелмер… Марис прекрасно понимала его чувства. Старая традиция скоро обернется и против него самого — уже обернулась. Он еще относительно молод, но скоро вынужден будет передать крылья дочери — меньше чем через год она вступит в Возраст. Хелмер принимал неизбежное, возможно, как часть издавна чтимой традиции. А Марис пыталась разрушить то единственное, что придавало смысл и благородство его жертве. «Как он будет относиться к дочери через несколько лет, если все останется по-прежнему? Возненавидит? — подумала Марис. — А Расс? Если бы он не стал калекой? Если бы не родился Колль?..»

— Я могу предложить выход, — громко произнесла она, вдруг поняв, что зал затих в ожидании ее ответа. — Я бы никогда не решилась созвать Совет, если бы не…

— Ты его и не созывала! — крикнул кто-то, и в зале засмеялись.

Марис почувствовала, что краснеет, и испугалась, что собравшиеся заметят ее смятение.

Джемис ударил ладонью по столу.

— Говорить будет Марис с Малого Эмберли. И следующего, кто прервет ее, я удалю с Совета.

Марис благодарно улыбнулась старику.

— Я хочу предложить новый, лучший путь. Я предлагаю, чтобы крылья передавались не по праву рождения или по возрасту, а по единственно важному признаку: по мастерству летателя!

И как только она произнесла эти слова, у нее возникла новая мысль, более важная и более правильная.