Лалангамена

Шуурна лежала на плетеной циновке. Она была самой старой бруухианкой из всех, кого Кроуэлл когда-либо встречал. Пожелтевшие волосы облезали клочьями, глаза были затуманены слепотой, сморщенные высохшие соски свисали серыми складками плоти.

Слабым голосом она заговорила в неформальном ключе:

— Кроуэлл-кто-шутит.
Я знала тебя в мой Год Постижения,
и я помню тебя лучше, чем собственных детей.
Ты ходишь теперь по-другому,
твои шаги — шаги молодого человека.

Этого Кроуэлл не ожидал.

— Время было более милостиво ко
мне, чем к тебе,
Шуурна, ожидающая перехода в тихий мир.
Но эта видимая молодость
от травы,
которую дал мне доктор, чтобы
придать мне силы молодого человека.

— Мои больше-глазы потемнели,
но мои много-глазы говорят мне,
что ты стал выше на два зернышка,
Кроуэлл-кто-шутит,
чем ты был век моей жизни назад.

— Это так.
Такое, бывает,
случается с человеком, когда он стареет.

(Человеку можно добавить несколько сантиметров пластиплоти, но снять их на время уже невозможно.)

Воцарилось долгое молчание, которое в человеческом обществе сочли бы щекотливым.

— Шуурна,
имеешь ли ты что-нибудь
сказать мне или спросить у меня?

Снова долгая пауза.

— Нет.
Ты, кто выглядит как Кроуэлл-кто-шутит,
я ждала увидеть тебя,
но теперь ты не здесь.
Я не могу больше ждать,
я готова к тихому миру.
Пожалуйста, призови наимладшего и нового
наистаршего.

Кроуэлл подошел к веревке.

— Балуурн!

— Да, Кроуэлл-кто-шутит!

— Шуурна готова… перейти в «тихий мир». Ты можешь найти наимладшего и наистаршего?

Двое, которые спустились следом за Балуурном, мигом поднялись по веревке. Они прошли мимо Кроуэлла и остановились перед Шуурной. Кроуэлл полез было вниз.

— Кроуэлл-кто-шутит, — заговорил старший, —
не поможешь ли ты нам
снести вниз эту радостную ношу?
Я слишком стар, а этот слишком мал,
чтобы доставить Шуурну
вниз и воссоединить, с другими тихими.

С другими тихими? Кроуэлл подошел к трем бруухианам, наклонился и дотронулся до руки Шуурны. Она была твердой и неподатливой, как дерево.

— Старший семьи Шуурны,
я не понимаю.
Я считал, что никто из людей не вправе
присутствовать
на ритуале перехода в тихий мир.

Старик кивнул в той самой обезоруживающей манере — совсем по-человечески.

— Так было,
но нет-давно назад,
священники сказали нам об изменении.
Но моим жалким сведениям,
ты всего лишь второй из людей,
кто удостоился.

Кроуэлл без церемонии поднял тело Шуурны, обхватив ее бедра и негнущиеся руки.

— Кому еще из людей
такая выпала честь?

Старик повернулся спиной к Кроуэллу и последовал за молодым. Тот уже устремился к веревке.

— Я там не был,
но мне сказали,
то был Малатеста-высочайший.

Порфири Малатеста! Последний управляющий рудником, первый из исчезнувших.

Веревка была продета сквозь железное кольцо (тоже купленное в магазине Компании) и обычно свисала, удерживаемая палкой, которая была привязана к концу. Кроуэлл поставил труп Шуурны на ноги, придерживая, чтобы он не упал, а старик пропустил веревку под руками покойницы, захлестнув ее таким образом, что получился почти профессиональный морской двойной узел. Они спустили тело Балуурну, который развязал веревку, и балансируя одной рукой, выбрал слабину, так что канат снова повис в изначальном положении. Затем двое бруухиан скользнули на руках вниз, а следом спустился и Кроуэлл, чувствуя себя далеко не так уверенно.

Во время всей процедуры Уолдо Штрукхаймер с потерянным видом стоял в стороне. Старик обратился к Кроуэллу в неформальном ключе, а когда Кроуэлл ответил, Уолдо угадал, что он вежливо от чего-то отказался.

— Э-э… что все это значит?