Лали. Судьбоносная (СИ)

Поняв суть сказанного, Ваграм отчего-то облегченно вздохнул. И поддавшись порыву, прикоснулся губами к ее виску. Лали снова затихла. Они сидели так несколько минут. А потом девушка зашевелилась, освобождаясь. И словно стекла с него на подушку, отвернувшись к стене. Мужчина наблюдал за ней, чувствуя, что это далеко не конец.

— Ненавижу это все… Что мне делать…я больше не хочу страдать. У меня никогда не было выбора!.. Я тоже хотела быть обычной девочкой. Любви хотела, отношений. Нельзя, говорила себе. А что делал ты?!

Последние слова она произнесла яростным шепотом, в котором звенели слезы. Лали переворачивала его душу, заставляла проникнуться ее внутренними терзаниями. Он просто сидел и угрюмо хмурился, слушая.

— Что делал ты?! Ни в чем себе не отказывал… — горькое хмыканье, — где справедливость?.. Я тоже хотела быть обычной девочкой…чтобы меня любили… Зачем мне твое клеймо…моя Лали… Моя… А ты разве мой?.. Зачем я родилась твоей… Сколько обид с детства… Ты все время меня задеваешь!

Ее речь из плаксиво-нудной перетекала в неистово-пламенную, обрываясь тяжелыми всхлипываниями. Ему до зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к ней, утешить как-то, унять эту тоску. Но Ваграм не смог пошевелиться.

— Даже тогда ты ушел с ней… А как мне было обидно… Почему? Что со мной не так?.. Я для тебя не такая?.. А ведь скольким я нравилась…

Тут он перестал дышать.

— Надо было остаться в Италии…с этим… — печальный вздох.

— С кем? — таким же шепотом вырвалось у него. — У тебя кто-то был, Лали?

Ваграму было жизненно необходимо знать, были ли у Лали мужчины.

— С кем? Кто-то? — повторила она еще медленнее.

И после этого шумно засопела. А он сидел и наблюдал за тем, как время от времени подрагивают ее плечи в беспокойном сне, ведь она так и не прекратила плакать.

И так мерзко стало на душе, так мучительно гадко…

Ваграм прикрыл ее одеялом и вышел, не находя в себе сил и дальше смотреть на это хрупкое существо, внутренние метания которого задели какие-то очень старые, давно уснувшие воспоминания.

Ему рассказывали, что, когда новорожденную Лали привезли из роддома, он, будучи трехлетним малышом, не отходил от колыбели, любуясь и поглаживая девочку. Растроганные отцы семейств сочли это знаком и решили, что в будущем обязательно породнятся. Разве думал кто-то о превратностях данного решения? Знали ли они, что это своеобразным бременем ляжет на плечи их детей? Что оба будут сопротивляться, не понимая, как объяснить родителям, что это нечестно? Что они хотят быть свободными в своем выборе.

Застолья неизменно сопровождались этим тостом — за будущую пару Ротинянц-Тер-Грикуровых. Сначала дети ничего не понимали. Потом подростками просто не обращали внимания. А будучи сознательными людьми, просто не смогли возражать этой многолетней мечте.

Лали говорила, что он все время ее обижал. Возможно, потому что, вне всякого сомнения, девушка ему всегда нравилась, но не подавала признаков ответной симпатии, и этого его злило. Как же еще было в таком возрасте добиться внимания? Возможно, потому что позже его бесила эта холодность и отчужденность в ней. А, возможно, это просто стало привычкой.

Сейчас разобраться в клубке этих сложностей было нереально. Но осознание того, насколько сильно это в ней осело, просто потрясло Ваграма. Детские обиды, переросшие в неприязнь к нему, которая подкреплялась гордостью. Просто ядовитая смесь.

А ведь она права, мужчина не обращал на это внимания, вел свое обыденное существование, полное завоеваний. Лали и не снилось, что творилось в личной жизни Ваграма, сколько женщин прошло через его руки. Сначала эта пучина разврата, порока и вседозволенности затягивает. Ты пробуешь различные способы удовлетворения своей животной похоти, самоутверждаешься как самец. Потом тебе надоедают легкие победы и доступные девушки. Ты ищешь чего-то более сложного, интересного, пробиваешь бронь, казалось бы, уже недоступных красавиц. А в конечном итоге в свои тридцать лет понимаешь, что единственной недоступной для тебя особой была и есть только Лали.

Такая вот превратность судьбы.

Никогда Ваграм не задумывался о том, как живется ей в амплуа его невесты. И не хотел видеть, что своим демонстративным наплевательским поведением делает больно. Наоборот, ее холодная дерзость всегда подстёгивала к худшему, что в нем есть. Мужчины двух семейств, видимо, относились к проявлению его сущности с пониманием, поскольку и сами быликогда-то молоды. Но он стал замечать, что отец все чаще и чаще смотрит на них с Аэлитой с неодобрением. Типа, ты еще не наигрался, сынок?

Наигрался.

Понял.

Только не знает, как быть с этим. Каково это — посвящать себя одной женщине всецело? Как показать ей, что ты готов, если она никак не хочет тебе поверить? Слишком гордая, уязвленная, недоверчивая. Такая строптивая, такая другая, настоящая. Нежный цветок с шипами.