— Лали, — женщина взяла ее ладони в свои руки, мягко поглаживая, — послушай меня внимательно. Во-первых, выкинь из головы эту мысль, что ты можешь осуждать своего отца, обсуждать его поступки. Нет. Никакого права ты на это не имеешь. Во-вторых, детка, это не твоя боль. Не твоя жизнь и не твое решение. Но если ты будешь так отчаянно проецировать все на себя, обязательно получишь что-нибудь подобное. Не надо думать обо мне и о том, что испытала я. Мы это уже пережили. Это наша с ним история. Он — твой отец, твоя опора и защита. Обожал и обожает вас всех. Разве хоть раз ты видела от него что-то плохое как дочь?
Лали потрясла головой, надрывно рыдая, потому что речь мамы вызывала у нее когнитивный диссонанс. Разве можно быть настолько любящей и всепрощающей? Когда тебя предают.
— Я хочу знать, как все произошло, не отказывай мне, это важно.
Женщина тяжело вздохнула. Пару секунд в замешательстве поджимала губы, а потом все же решилась. Лали, безусловно, понимала, насколько эти воспоминания болезненны для нее, но вместе с тем осознавала, что от них зависит ее собственное решение. Почему? Она и сама не знала. Мышцы напряглись в ожидании, тело сжалось в комок.
— Это была недолгая связь. Девушка была студенткой из Сербии, училась в Москве. Они с подругами отдыхали в Сочи во время каникул, жили в одном из наших отелей. По ее словам, она твоего отца полюбила с первого взгляда. Преследовала его, соблазняла. И… Добилась своего. Но потом уехала на учебу, а позже сообщила, что беременна. Воспитывать ребенка не собиралась, хотела делать аборт, но твой отец ее уговорил родить, обещал щедро заплатить. Как оказалось, любовь быстро прошла, в столице было много тех, кто готов был ее утешить. Не сложно было организовать все так, будто это я родила Эмили. Мы поехали в Москву на роды и спустя пару недель вернулись с ней. Об этом знали только Ротинянцы.
— Я помню этот период, когда ты надолго уехала… — выдавила из себя Лали. — С нами была бабушка.
— Да, дочка, нам пришлось сочинить историю, якобы моя третья беременность протекает очень сложно, и требуется наблюдение у первоклассных специалистов.
— Естественно, в столице, — хмыкнула девушка. — И ты действительно была там?
— Нет. Лали, мне стыдно тебе в этом признаться, ты моя дочь, — на какое-то время она замолкла, глядя в сторону, — как мать я проявила небывалую безответственность. Оставила детей и забилась в угол, захлебываясь своими страданиями. Но как женщина, замужняя любящая женщина, ты меня поймешь. Боль — это самое мелкое, незначительное слово, которым я могу описать то, что творилось внутри. Эта поездка для отвода глаз оказалась самым правильным решением. Я долго думала над всей ситуацией, плакала сутками. Ненавидела, прощала, снова ненавидела и снова прощала. Думаешь, я самого сначала согласилась? Сколько мы ругались… Но у твоего отца был весомый аргумент. Я больше не могла родить, а мы еще были молоды, и эта зародившаяся жизнь была важна для него. Он приезжал ко мне, мы долго разговаривали. Часами, днями напролет обговаривали все. Постепенно я остывала. Левон вымаливал прощение, но никогда себя не оправдывал. Это подкупало, знаешь?
— Ты его простила, мама? Ты смогла потом доверять?
— Я его любила. А он любил меня. Лали, каждый человек может оступиться. И если он делает тебе невыносимо больно, только ты решаешь, прощать, отпуская тяжесть, или таить обиду, неся в себе этот груз. Доверие — самое сложное в этой жизни, особенно, когда его подрывают. Поэтому надо все время разговаривать, а не молчать и копить в себе вопросы. Обсуждать, спорить, искать компромиссы.
— А где был компромисс с его стороны? Если изменил он, делая больно тебе, и последствия тоже расхлебывать стала ты.
Лали аккуратно отняла свои руки и взяла пару салфеток, вытирая нос и щеки. Пока что эта исповедь только делала хуже.
— Ты несправедлива. Взгляни на него моими глазами. Он сразу признался во всем, еще до того, как мы узнали о ребенке. Просто пришел и рассказал, ничего не утаивая. И предоставил право выбора, не желая меня обманывать. Сделал не так, как делают все вокруг. Грязно. Вводя в заблуждение жен. А потом еще и настоял на сохранении человеческой жизни, Лали! Представь, если бы у тебя не было маленькой пухленькой Эмили…
— Мама… — с мольбой прошептала девушка. — Но он же тебя предал… Ты могла бы не делать всего этого…
— И где гарантия, что сейчас мне было бы лучше? Я должна была отказаться от любимого человека, разлучить дочерей с потрясающим отцом, уйти и запереться в родительском доме, сетуя на жестокую судьбу? То есть, разрушить семью, чтобы потешить свое самолюбие?
— Как ты могла его еще и любить? Как ты ему доверилась?
— Лали, любовь на то и есть самое сильное и благородное чувство, чтобы содержать в себе и прощение. И доверие. Ты это должна сама ощущать. Не все случаи можно прощать. Но подумай. И положа руку на сердце, попробуй не признать, что твой отец этого заслужил.
И снова девушка завыла, поднимая глаза наверх, словно обращаясь к Создателю. Конечно, заслужил! Господи, но это так чудовищно по отношению к маме!