Троицу431
король праздновал в Госларе. Там, в то время как король и епископы собрались на вечернюю службу432, опять возникло возмущение из-за размещения епископских кресел, но не из-за случайного столкновения, как прежде433, а по заранее задуманному плану. Ибо епископ Хильдесхайма, помня о полученном ранее оскорблении, спрятал позади алтаря434 графа Экберта с готовыми к бою воинами. Услышав крики ссорившихся камерариев, они тут же выскочили, избили фульденцев — кого кулаками, кого дубинками, повергли наземь и легко прогнали их, ошеломленных внезапной опасностью, из церковного святилища. Те немедленно призвали к оружию, и фульденцы, у которых оружие было под рукой, сбившись в толпу, врываются в церковь, вступают в бой посреди хора и среди поющих псалмы братьев и орудуют уже не палками, а мечами. Происходит страшная битва, и по всей церкви вместо гимнов и духовных песнопений слышатся поощрительные крики и вопли умирающих. На алтарях Божьих приносят печальные жертвы и повсюду в церкви текут реки крови, пролитые не в соответствии с предписаниями религии, как некогда, а из-за свирепости врагов.Епископ Хильдесхаймский, заняв более высокое место, словно воинской трубой призывал своих храбро сражаться и, чтобы не отвратились они от оружия ввиду святости места, прикрывал их щитом своей власти и разрешения. Многие с той и с другой стороны были ранены, а многие убиты; среди последних наиболее известны были Регинбод, фульденский знаменосец, и Беро, вернейший вассал графа Экберта. Король, громко крича между ними и заклиная народ именем королевского величества, казалось, сказывал сказку глухим. Наконец, увещеваемый своими людьми покинуть битву и позаботиться о собственной жизни, он, с трудом пробившись сквозь плотную толпу, вернулся во дворец. Хильдесхаймцы, которые прибыли подготовленными и заранее настроенными на битву, одерживают верх. Фульденцы же, как те, кого буря внезапно вспыхнувшего мятежа собрала безоружными и застигнутыми врасплох, были рассеяны, обращены в бегство и изгнаны из церкви. Ворота тут же были закрыты. А те фульденцы, которые при первом возмущении разбежались в поисках оружия несколько дальше, являются в большом количестве и с оружием в руках, занимают передний двор церкви и выстраиваются в боевом порядке, чтобы тут же напасть на выходящих из церкви [врагов]. Но ночь прекращает битву.
На следующий день было проведено строжайшее расследование, и граф Экберт легко опроверг обвинение не столько благодаря защите права и законов, сколько благодаря расположению и милости короля, двоюродным братом которого он был435
. Вся тяжесть вины пала на аббата436. Именно он, говорили, был главой и зачинщиком всего, что случилось; он якобы явился с преднамеренной яростью, чтобы нарушить покой королевского двора; доказательством этому служит то, что он пришел туда с такой массой людей, с таким блеском воинского снаряжения, хотя не был вынужден к тому никаким страхом перед опасностью. Тогда же в атаку перешел и тот апостольской святости и Моисеевой кротости епископ, который столь обильным кровопролитием посвятил Богу свои руки и карал за обиды подвергшейся насилию церкви более сурово и немилосердно, чем сам король карал за свои собственные обиды. Прежде он свирепствовал мечом против их тел, а теперь сверкал мечом духовным, чтобы погубить также их души, отлучив от церковного тела как умерших, так и тех, кто пережил бойню.Помимо горечи от того, что случилось, аббата удручала также ненависть к самому монашескому имени, которое светские люди из-за застарелой злобы всегда пытались унизить и утеснить. Так, подвергаясь обвинениям, нападкам и давлению со всех сторон, он после стольких тяжких оскорблений ушел бы лишенный самой должности, если бы его, которого не смогли защитить ни закон, ни невиновность, не спасли деньги. Ибо он, распродав и раздав имущество Фульденского монастыря, за очень высокую цену выкупил себя и своих людей. О том, сколько было дано им королю, сколько тайным советникам, а сколько епископу437
, нам в точности неизвестно. Ведь он принял меры, чтобы это не разглашалось повсюду. Но точно известно, что средства этого монастыря, которые вплоть до этого времени были наиболее богатыми и превышали средства всех галльских церквей, так истощились и исчерпались в этот период, что теперь ты едва ли найдешь там следы прежнего богатства438.