Ламберт Херсфельдский. Анналы

Вскоре после этого тот правитель, о котором было сказано, прибыл вместе с войском и был мирно принят христианами во дворе, хотя все колебались между надеждой и страхом, что беда, возможно, еще не ушла, но поменялся лишь враг, и ввиду необычайности дела с трудом верили, что Сатана захочет изгнать Сатану⁴⁸², то есть язычник захочет удержать язычника от нападения на христиан. Сначала [правитель] велел представить ему всех связанных. Когда он оглядел их и по порядку услышал о том, что произошло, то воздал христианам великую благодарность за блестяще совершенные подвиги и за взятых в плен злейших врагов государства, которые уже многие годы постоянными опустошениями тревожили Вавилонское царство⁴⁸³ и по большей части сокрушали в бою крупные отряды, снаряженные против них. Передав их стражникам, он велел сохранить их живыми для вавилонского царя. А сам, получив от христиан сколько полагалось денег, вместе с собой привел их в Рамлу. Оттуда, придав им отряд легковооруженных юношей, чтобы они вновь не подверглись нападению разбойников, он приказал довести их до Иерусалима. Не испытав в дальнейшем трудностей ни по пути туда, ни по пути обратно, они добрались до Ликии, благодаря Бога за то, что Он, проведя их через столько тягостных обстоятельств, живыми и невредимыми доставил в безопасное место. Когда они возвращались оттуда через земли христиан, всё делалось в соответствии с их пожеланиями.

Однако, после того как они прибыли в Венгрию, Гунтер, епископ Бамбергский, — увы! — застигнутый преждевременной смертью, сделал конец благополучного и радостного возвращения скорбным для них всех. Скончался же он 23 июля в цветущем и особенно подходящем для наслаждения этим миром возрасте, муж, помимо нравственных достоинств и душевных богатств, особенно украшенный также телесными преимуществами. Происходя от придворных вельмож⁴⁸⁴, он, кроме епископства, был чрезвычайно богат частными владениями, скор в речи и совете, сведущ как в духовных, так и в светских науках, а ростом, изяществом фигуры и безукоризненностью всего тела настолько превосходил прочих смертных, что во время похода в Иерусалим люди стекались из городов и с полей из желания посмотреть на него, и каждый, кому довелось его видеть, считал, что ему повезло. Поэтому, когда они бывали на постоялом дворе и невоздержанная толпа в большинстве случаев докучала им из-за него, прочие епископы не раз побуждали его выходить к людям и своим видом отвлекать осаждавшую ворота толпу от причинения беспокойства остальным. Такой блеск преходящего счастья делали в нем еще ярче и полнее невинность жизни и умеренность нравов. Ибо столь великую славу двойной человеческой сущности, которой все восхищались, только он один настолько не ценил в себе ради Бога, что проявлял себя общительным и доступным даже с людьми низшего сословия и в большинстве случаев принимал тяжкие словесные оскорбления от своих рабов, оставляя их безнаказанными. Итак, в торжественной погребальной процессии доставленный на родину и принятый при горьком рыдании всех, кто его знал, он был погребен в Бамбергской церкви, где воспитывался с малых лет. В епископстве ему наследовал Герман⁴⁸⁵, викарий Майнцский, который был поставлен в том же Иерусалимском паломничестве; в то время как он видел, что тот из-за усиливающейся болезни скоро умрет, то загодя отправил посольство к своим близким, которым, покидая отечество, поручил управление своим имуществом, с просьбой, чтобы они каким угодно способом открыли ему доступ к епископству. Что те старательно и сделали, истратив на его покупку неисчислимые груды золота и серебра.

Умер Эйльберт, епископ Пассау; ему наследовал Альтман⁴⁸⁶, капеллан императора, который вместе с прочими князьями ушел в это время в Иерусалим и был назначен епископом в свое отсутствие при посредничестве императрицы.

Арнульф, епископ Вормса, муж пастырской скромности и святости, отошел к Господу; ему наследовал Адальберон⁴⁸⁷, монах из Санкт-Галленского монастыря, брат герцога Рудольфа, совершенно хромой на одну ногу, но во всех отношениях достойный внимания муж. Ибо он был человеком огромной силы, чрезмерной прожорливости и такой толстый, что внушал видевшим его людям скорее страх, нежели удивление; так что ни сторукий гигант, ни какое-либо иное чудовище древности, если бы оно вдруг вышло из преисподней⁴⁸⁸, не обратило бы на себя большего внимания удивленного народа, чем он.