Ламбрант (СИ)

Стена, так нелепо расположившаяся на краю кладбища, внезапно потемнела. Она и без того выглядела старой, с трещинами на кирпичах, а в некоторых местах свисала паутина. После изменения цвета возник шуршащий звук, который плавно перерос в потрескивание. На выкладке стали появляться змеиные фигуры, которые медленно выползали вперёд. Спустя пару секунд Молохов догадался, что это те самые руки, о которых твердил ему юный Павел. Они были вполне реальны и присутствовали сейчас на похоронах того, кого сами же пару дней назад отправили в мир иной! Из стены их выбралось очень много. Некоторых из них больше напоминали лапы, покрытые шерстью. Острые, будто намеренно отточенные, когти засверкали от десятка свечей. Правда, скоро огоньки стали гаснуть, равно как и небо быстро заволокло тучами. Переполняемый кучей вопросов, Молохов лишь открывал и закрывал рот. От испуга он потерял дар речи, а его свеча выпала из влажных ладоней. Неужели он видит то, что видит? Может, это галлюцинация?..

Руки продолжали вылезать из стены. Они потянулись к гробу, а когда добрались до него, тут же откинули крышку. Присутствующие ахнули. Тело было обезображено: голова практически отсутствовала, равно как и левая рука. Правда, тот, кто подготовил труп к погребению, сумел каким-то образом надеть на него темный костюм. Демонические конечности бережно, с предельной аккуратностью, вытащили наружу содержимое саркофага и прислонили останки Ульянова к краю своей стены.

—Всё, пусть он прекратит,— воскликнул Филипп, и двое мужчин в грязных робах принялись заделывать эту часть стены новыми кирпичами. А чтобы руки им не мешали, они кинули на них горсть земли, после чего коварные конечности, точно обожженные кипятком, успокоились и попрятались в своём каменном логове.

Девица в очках, которая стояла с краю, тут же лишилась чувств и рухнула на сухие сосновые иглы. Женщина, которую Саша тоже принял за новичка, ещё старалась сохранить сознание после увиденного, но через минуту присоединилась к подруге по несчастью. Один лишь Молохов не ощущал позывов к обмороку, хотя был ошарашен жутким явлением не меньше их.

—Ну, вот и всё,— повернулась к нему Венера, и тут парень почувствовал резкое головокружение.— Теперь Валерке больше не удастся ожить... Ой, что это ты?

«Богиня» схватила его за плечи, пробуя удержать на ногах, однако всё тело Александра налилось необъяснимой тяжестью и моментально ослабло. Перед глазами ещё с мгновенье мелькало обеспокоенное личико Винес, а потом всё погрузилось в сдавливающую черноту.

глава 5

Лапы на окне.

Вторая половина дня у Павла прошла отвратительно. Не успел юноша вернуться домой с несостоявшихся занятий, как на него налетела разъярённая мать и начала верещать что-то насчёт безответственности и неблагодарности. Хотя ей грех было жаловаться на бессонную ночь, ведь сама-то она пропадала раньше куда чаще и на гораздо больший срок, чем её нерадивый сынок. Впрочем, её боевого настроя хватило минут на десять, в течение которых на голову подуставшего парня вылились жалобы на всё, что может терзать душу стареющей женщины. И вина в этих «преступлениях», как утверждала разгорячённая Эллина Евгеньевна, полностью лежала на нём одном. Потом она вспомнила, что вечером из Питера прилетают дети её благоверного и что у них запланирован семейный ужин. Самое ужасное, что на нем должен был присутствовать и Паша. Конечно, Володарёв мог показать и собственный горячий характер, последовать предписаниям «чёрного» учения и поступить так, как угодно ему, поскольку одним из принципов сатанизма было потворство своим желаниям. Но враждовать с матерью он хотел меньше всего.

Вечер выдался хуже некуда. Непривыкший к строгой одежде и галстуку, Паша был вынужден вдобавок терпеть общество Кирилла Константиновича. Мамин хахаль обнаглел сегодня окончательно: возомнил себя чуть ли не отцом и читал первокурснику мораль, пока не появились его взрослые детки. Повезло, что он при них заткнулся и сменил сердитость на улыбку, иначе бы Павел точно двинул ему в челюсть.

Симона и Валентин — выводок от первого продолжительного брака Охтина. Они были погодками, старшей считалась Сима, но в действительности мудростью и голосом обладал брат — светловолосый, худощавый да еще и с густой бородой. Оба казались вполне нормальными до тех пор, пока в беседу не вмешался Паша. Он не смог удержаться и задал первый провокационный вопрос: почему питерские гости такие дружелюбные?

Валентин запнулся на полуслове, видимо, не до конца вникнув в суть вопроса. Кирилл Константинович нахмурил густые брови и почесал подбородок. Мамаша, как всегда, свела всё на шутку и идиотски захихикала. А вот Симона, подумав пару секунд, предпочла ответить:

—Нам с детства привиты этикет и вежливость.

—Что вы под этим подразумеваете?— перешёл в наступление паренёк.— Значит ли это, что мы, в отличие от вас, данными качествами не владеем или владеем ими не в полном объёме?

—Я ещё не определила,— ухмыльнулась дочурка Охтина, вызвав у своего смущённого братца довольную гримасу.