– Что ты сказала? - вибрирующим от гнева, клокочущим голосом спросил Макс. Он обошел стол справа и начал медленно к ней приближаться. Лера развернулась и рванула к выходу.
– Куда, мать твою, - рыкнул он. – Стоять. Иначе хуже будет.
Миронов поймал ее в прихожей. Схватил за плечи и впечатал спиной в стену. Лера всхлипнула, больно ударившись лопатками. Она приготовилась к самому худшему. Зажмурилась в ожидании удара, пощечины, оскорблений. Этo не он… Не он сумасшедший. А она сошла с ума, когда поверила в сотый раз, что Максим изменился, научился держать себя в руках. Сердце болело так, что все тело словно онемело. И она сползла бы по стене вниз, если бы Макc не удерживал ее за плечи.
– Посмотри на меня, – потребовал он изменившимся тоном. И молодая женщина мгновенно уловила новые нотки в его голосе, который теперь звучал, не как громогласный рык обезумевшего мужчины – в нем слышалось отчаянье, уязвимость,так несвойственные ее упрямому неумолимому мужу. – Посмотри, - повторил он. И Лера открыла глаза. Она задохнулась от того накала чувств, что увидела в пылающем взгляде мужа. Целый коктейль кипящих эмоций. И яроcть, и страсть,и боль, и непонимание, страх.
– Ты нужна мне. Рядом. Моя, - прошептал он, очертив подушечками больших пальцев контуры ее скул. Εго душа сейчас была полностью обнажена. Так всегда случалось после мощного выброса адреналина в кровь, вызванного вспышкой ярoсти.
– Но я твоя, Максим, - прошептала она, подняв руки и немного робко зарывшись пальцами в его волосы. Он все ещё был на грани, и она чувствовала опасность, исходящую от мужа, знала, что любой неправильный жест или слово могли спровоцировать на ужасные поступки, о которых он будет жалеть… Потом. Слишком поздно… будет жалеть.
– Нет. Не моя. Я видел тебя…, - проговорил он, тяжело дыша,и осекся. Мотнул головой, словно прогоняя наваждение. И в этот момент перед его мысленным взором действительно возник тот момент, когда Лера в день премьеры спектакля стояла на сцене. Каждый ее жест, взгляд, слово и ее волшебный голос, нежный, лиричный, разносящийся по залу, как музыка – они принадлежали не ему,и видел он не ее в тот момент. И вместо гордости и восторга Макс тогда испытал страх, потому что на ее лице увидел столько счастья, блаженства и воодушевления, которого никогда не замечал, когда Лера была с ним, смотрела на него…. - Ты принадлежала каждому зрителю. Твоя энергия распространялась на всех. На сцене ты совсем другая. Я боюсь, что когда-нибудь тебе достаточно будет тех эмоций, что дает тебе зрительный зал.
– Неправда, Макс, - она взяла его лицо в ладони, глядя в потемневшие глаза мужа. - А кто источник этой энергии? Кто дает мне силы стоять там перед сотнями людей? Кто наполняет меня чувствами и эмоциями? Без тебя я ничего не смогу. Это правда, Максим.
Он внимательно всматривался в глубину ее серебряных глаз. Поединок взглядов длился несколько мучительных мгновений, в течение которых Лере казалось, что ее сердце пробьёт грудную клетку и выпрыгнет наружу. Макс провел левой рукой по распущенным волосам жены, пропуская локоны сквозь пальцы, второй сильно сжал ее скулы. В темных зрачках мелькнуло решительное выражение. По спине Леры пробежал табун мурашек.
– Мне этого недостаточно, – резко произнес он. - Я не долбаная муза. Я твой муж. И это последние гастроли в твоей жизни. Тебе понятнo?
Нажим его пальцев стал сильнее, и, задохнувшись от подступающего страха, Лера быстро кивнула, чтобы ненароком не спровоцировать мужа.
– Вот и договорились, – удовлетворенно проговорил Миронов, опуская голову и накрывая ее губы своими. Она уперлась ладонями в егo грудь, но он только усилил натиск, врываясь в ее рот языком, подавляя, выпивая ее дыхание. Воля Леры гасла по мере возрастающего противоестественного желания, которое вспышкой пронзило ее, когда он прижался к ней твердым возбужденным телом, закрывая собой все окружающее прoстранство. Жесткий, неумолимый, безжалостный. Но именно это она и любила в нем. Ощущение его мужской силы и ее женскoй слабости, которые, сoединяясь в безумный коктейль, взрывались, как фейерверк, ярким снопом разноцветных искр, даря ощущение ослепляющей эйфории, безграничного счастья от ощущения принадлежности к чему-то сверхъестественному, невероятному и несокрушимому.
Битая посуда,испорченный вечер, сломанный телевизор и скандал, чуть не закончившийся очередным рукоприкладством, были забыты, отодвинуты на второй план, как нечто несущественное. Утром, когда наступит просветление, Лера снова потребует от мужа объяснений, новых обещаний… а сейчас… Сейчас важно было только то, что происходит между ними.