Ламетри

При этом Ламетри полностью преодолевает характерную для систем XVII в. субстантивацию мышления и протяженности, подчеркивая, что и то и другое лишь свойства субстанции, отнюдь не существующие самостоятельно. Эта мысль, настойчиво защищаемая Ламетри, существенно способствовала преодолению дуалистических представлений у философов и естествоиспытателей, на которых он оказал влияние. Так, Мопертюи писал в 1751 г. (в опубликованной под псевдонимом Бауманн «Системе природы»): «Если мышление и протяженность лишь свойства, то они вполне могут принадлежать носителю, собственная сущность которого нам неизвестна. Тогда их сосуществование ничуть не более непостижимо, чем сосуществование протяженности и подвижности. Мы можем испытывать более сильное чувство протеста против приписывания одному и тому же объекту протяженности и мышления, чем против того, чтобы связывать протяженность и подвижность. Это, однако, нас трогает лишь потому, что последнюю связь опыт нам постоянно показывает и ставит непосредственно перед глазами, в то время как первую взаимосвязь мы в состоянии постичь лишь посредством индуктивных умозаключений, выводимых из ее последствий» (64, 2, 151–152).

Материалистический монизм Ламетри отличается от материалистического монизма Спинозы. Гегель не прав, когда приписывает последнему идеализм. Но нельзя не согласиться с ним относительно французского материализма XVIII в., что субстанция, лежащая с точки зрения этого материализма в основе всего сущего, — «это спинозовская материя — это спинозизм, которому французский материализм как натурализм параллелен. Но в то время как у Спинозы мы имеем, преднаходимэту категорию, она здесь представляется результатом исходящей из эмпиризма абстракции…» (12, 383). Там, где Спиноза опирается на опытное естествознание, это прежде всего картезианская механика: «Тело движущееся движется до тех пор, пока не будет определено к покою другим телом… тело покоящееся также покоится до тех пор, пока не будет определено к движению другим телом» (31, 416). Из того, что в каждую часть природы движение привносится извне, логически следует, что во все ее части, во всю природу движение вносится извне. Спиноза такого вывода не делал. Но он не только не мог найти опору своему материалистическому монизму в положениях, которые черпал из физики Декарта, но единственная субстанция, которую мы у него «преднаходим», скорее противоречила этим положениям.

Напротив, у Ламетри единственная субстанция не исходный пункт, она не «преднаходится» при выработке его мировоззрения, а выступает как вывод из эмпирии естествознания его времени.

Как идею о заключенном в материи источнике ее движения, так и идею о единственности материальной субстанции мы находим в «Мыслях об объяснении природы» (1754) и в более поздних работах Дидро, в «Системе природы» Гольбаха (1770). Но в первой половине века против взгляда, что движение привносится в материю извне, выступил лишь Толанд («Письма к Серене», 1704), который, как мы уже отмечали, не сумел последовательно удержаться на этой позиции. Правда, в этот период единственность материальной субстанции защищали Н. Фрере и Ж. Мелье (последний выдвигал также идею самодвижения материи), но их работы, опубликованные много лет спустя после смерти Ламетри, в рассматриваемое время ходили по рукам в виде рукописей, что значительно сужало круг людей, которые могли с ними познакомиться.

Таким образом, «Естественная история души»— первое печатное произведение XVIII в., в котором идея самодвижения материи освобождена от теистических или деистических ограничений, которыми она была обременена у всех, кто ее выдвигал на протяжении предшествующих двух веков, — от Бэкона до Толанда, произведение, где впервые эта идея отстаивается так же последовательно, как и материалистический монизм, развиваемый не на умозрительной, а на эмпирической, естественнонаучной основе. В работах, написанных позднее, Ламетри эти свои идеи, подхваченные Дидро, Гельвецием, Гольбахом и другими, разрабатывает подробнее.

Глава IV «Лестница с незаметными ступенями»