«Когда же мельчайший сдерет с меня шкурку?» – захотел я узнать.
«На самом деле
На миг я увидел
«Скоро ты получишь мои дары, – заключил Жук. – Они сделают твою
И тут я понял, что звук «Ом-м-м», раскатывающийся надо мной снова и снова, был не ударами создающего вселенную колокола, а будильником моего айпэда. И это понимание сразу же выволокло меня прочь из микроскопического ландшафта, потащило к поверхности бытия, качнуло последний раз на волне сна – и выплеснуло мою голову на подушку.
Я вылез из кровати, принял душ и поел, нехарактерно для себя начав день со стакана «Реми Мартена». Я чувствовал себя вполне нормально, если не считать легкой усталости.
Действие препарата уже почти прекратилось – только на границах всех предметов еще оставались еле видные радужные кромки, куда приятно затекала коньячная теплота. Когда они окончательно пропали, я подошел к зеркалу и внимательно себя оглядел.
Мое лицо выглядело странно. То есть оно не изменилось совсем, но трехдневная щетина (пора было укорачивать ее триммером до двухдневной) показалась мне смешной. Мое лицо с ней выглядело… голым. Рот жалко и позорно кривился над слабым подбородком. Было такое чувство, что с моего лица сорвали трусы.
Я понял, чего мне не хватало все эти годы.
Бороды – пушистой, мягкой, тщательно промытой швейцарским шампунем и чуть спрыснутой одеколоном «Le Roy Soleil». Да… Бороды…
Это внезапно появившееся желание было таким сильным, что мысль о долгом сроке, потребном для роста полноценной бороды, причинила мне почти физическую боль. Но я дождусь, сказал я себе, глядя на свой подбородок и шею, дождусь обязательно. Нижняя часть лица непременно должна быть скрыта под холеной шерстью. В этом мужское целомудрие и стыдливость. Шерсть на лице… Как это благородно. Антенна Бога, говорят в церковных кругах.
Странно, но я совсем не думал про Жука – словно этот ломоть моего опыта был уже отрезан и остался в прошлом. Я пока что не задавался вопросом, было ли это существо реальным – или просто одной из множества пронесшихся передо мной галлюцинаций.
Я был знаком с азами психоанализа – и знал, что многие «сверхъестественные» переживания подобного рода описаны и деконструированы еще дедушкой Зигги (он бы, кстати, первым делом обратил внимание на то, что своей формой Жук напоминал яички с торчащим над ними членом). Но точно так же я был в курсе, что виднейшие продолжатели дела Фрейда и Юнга ездят сегодня в Южную Америку и жбанами пьют охуяску с индейцами у ночного костра, пытаясь хоть немного понять, как обстоят дела на самом деле. Поэтому любое объяснение моего опыта, которое я мог придумать или найти в этом мире, было бы просто «объяснением» – не больше и не меньше.
Меня больше интересовало другое – жива ли после ночной встречи моя
Такого со мной не было уже давно.
Свежеоструганые доски, оранжевые спилы только что умерших бревен, капли смолы под сильным увеличением – все то, что раньше приводило меня в исступление, вдруг оказалось просто нудной подборкой фотодокументов о буднях лесообрабатывающей промышленности. Я не испытал и самой пустячной эрекции. И подумал, что шестнадцатизначный пароль был, пожалуй, излишеством.
У меня мелькнуло подозрение, что мое либидо вообще иссякло навсегда – и следующие несколько минут я провел на порносайтах.
Впервые за последний год голые мужские (и даже женские в некоторых андрогинных ракурсах) тела показались мне волнующими и желанными. Чтобы испытать к другому человеку влечение, мне не надо было домысливать лежащий рядом топор в янтарной смоле или присыпающие живот опилки. Я снова мог любить таких, как я.
От радости со мной случилось короткое помешательство. Я откупорил одну из двух бутылок отличного кларета, хранившегося в моем винном ящике со времен золота по 1900 за унцию (я собирался открыть их, как только мимо проскачет вернувшийся Золотой Бык), и выпил вино прямо из горлышка. Потом я перешел к напиткам попроще, быстро и безжалостно ликвидируя их запас – и через час уже танцевал под грохочущую на весь дом радиомузыку. Я был счастлив.
А потом случилось то самое чудо, которое мне обещал Жук.