Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами

Самое главное, у них нет ни рогов, ни хвостов, ни шерсти, ни свиных пятаков вместо носа, хотя лица их трудно назвать миловидными и располагающими. У них маленькие и как бы брезгливые рты с губами, сжатыми в эдакий клюв, маленькие же носики, как бы продолжающие этот клюв ко лбу, и большие, косо поставленные миндалевидные глаза желтоватого оттенка, немного похожие на кошачьи. Такой чертяка, привидевшись в сумраке, действительно способен напугать.

Никакого интереса к человеку они не проявляют и снуют вокруг словно бы по своим делам – а иногда носят на себе какие-то темные тюки и шпалы, не причиняющие им, впрочем, видимых неудобств. Они могут запросто залезть рукой себе прямо в живот или в бок, поковыряться там и вынуть пальцы назад, и на теле их не остается никакого следа. Еще у них большой и смешной, так сказать, гульфик – не вполне приличного вида и формы. Часто он красноватый или ярко-красный, словно они бахвалятся размером и видом своего мужского достоинства. Такие есть у всех, из чего я заключил, что они одного пола.

Несколько раз я замечал с балкона, что черти будто бы строят внизу какие-то будки, а один раз они даже взялись за подобие большого шатра из чего-то вроде дранки – причем наши деревья и стены не представляли для их зыбких действий и перемещений никакого препятствия.

Я пробовал несколько раз окликнуть их со всей возможной вежливостью – и должен вам сказать, что они пугались, и почти сразу исчезали из границ моего зрения, отчего я предположил, что воздействие водки на головной мозг позволяет различить их мир точно так же, как мир инфузорий становится виден в микроскоп. Кто же они на самом деле, я не пытался судить, будучи уверен, что европейская наука в своем развитии когда-нибудь найдет объяснение этому феномену.

Но довольно о чертях.

Много раз моя рука порывалась написать вам полное слез и любви письмо, чтобы вымолить ваше прощение и разрешение увидеть вас вновь – но стыд всякий раз останавливал меня, не позволяя взывать к ангелу (коим вы всегда для меня были) со дна своей нравственной бездны. Я, верно, застрелился бы из двухстволки, если бы не пропил весь порох и пули.

Но здесь, Елизавета Петровна, и началась та цепь событий, что переменила всю мою жизнь, и побуждает меня обращать к вам это бестолковое, но искреннее послание.

* * *

Однажды я сидел на балконе своей, с позволения сказать, усадьбы и чинил сапог.

Надеюсь, вы поймете правильно, что делал я это не от нищеты, а от уважения к ручному труду и социалистическим веяниям, как бы ставя добровольный знак равенства между дворянином и лицами наемного труда: привычка эта завелась у меня, когда общие знакомые рассказали, что так отдыхает литератор гр. Толстой.

С балкона моего открывается красивейший вид на далекие холмы, поля и речку; к ним протянулась аллея с двухсотлетними липами, посаженными когда-то моими предками-крепостниками; тех уж нет, а деревья все бредут от земли к небу своей медленной поступью… Им, верно, мнится, что они уже проделали серьезную часть пути. Не так ли и человек уверяет себя, что, перестав быть животным, скоро возвысится до самых звезд?

Такова была мысль, заполнявшая мою мутную после излишеств голову, когда на балконе появились два неизвестных мне господина – молодой и средних лет.

Сапог и дратва выпали из моих рук. Будь вам знакомо хмурое запустение деревенской жизни, где месяцами не видишь новых лиц, вы поняли бы, до чего я был поражен.

– Не бойтесь, Маркиан Степанович, – сказал один из господ и сделал не то суетливое, не то угрожающее движение, словно ожидая, что я вспорхну как тетерев, а он участливо меня поймает и вернет на место.

Хотя на бесов они походили не слишком, иных посетителей я в этот день не ждал и сперва предположил, что это именно черти, решившие для разнообразия устроить маскарад.

Знаете ли вы, Елизавета Петровна, как бороться с горячечными чертями? Надо показать им, что вы их отчетливо видите, и они, смутившись, растворятся в воздухе. Лучше всего просто уставиться на одного из них в упор. Он вскоре устыдится и пропадет, а за ним и остальные. После этого они могут появиться в других местах, но если вы повторите опыт, галлюцинация снова потеряет силу. Если же это настоящие существа, они не денутся никуда.

Я внимательнейшим образом уставился на гостей, ожидая, что они растворятся в воздухе. Но ничего подобного не происходило, и к концу процедуры, разглядев визитеров как следует, я даже испугался.

С первого взгляда гости мои выглядели вполне обычными господчиками неопределенного сословного положения, каких много сейчас на улицах любого провинциального города. Но при ближайшем рассмотрении одежда их начинала казаться театральным реквизитом.

Представьте, что турецкий паша захотел бы заслать к нам шпионов – и для этой цели перерыл весь свой гарем, собрал у своих одалисок разного тряпья и пошил бы из него по фотографическим снимкам, сделанным в российских городах, разные жилеты, штаны, картузы, косоворотки и все прочее… Получилось бы, верно, что-то похожее.