Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы

Ингитора радовалась тому, что после этого вечера на нее стали смотреть с улыбками, но еще больше ее радовало то, что здесь, в большом человеческом мире, любовь, принесенная из зачарованного леса, не растаяла, как сон, а развернулась и заиграла еще более ярким блеском, как сам Аск, ставший Торвардом сыном Торбранда, конунгом фьяллей. Чем больше она привыкала к нему, тем сильнее ощущала свою любовь, хотя уже давно ей казалось, что сильнее любить невозможно! Каждый раз, когда она его видела, ее пробивала горячая и светлая молния восторга – восторга от его лица, его голоса, его привычки быстро поворачивать голову и сразу находить взглядом то, что привлекло его внимание, – от всего, из чего он состоял, вплоть до ремней на его сапогах и его эриннской брани, которую Ингитора вскоре запомнила, хотя и была убеждена, что сама никогда в жизни и ни по какому поводу не произнесет это вслух!

Сам же Торвард видел нечто естественное в том, что невеста постоянно рядом с ним. Он восхищался и гордился немыслимой и великолепной историей своей любви, восхищался и гордился Ингиторой, которая всеми качествами превосходила всех известных ему женщин, не исключая и фрии Эрхины. Другие могли изумляться тому, что Торвард конунг полюбил женщину, бывшую его непримиримым врагом, но сам он не видел в этом ничего удивительного. Кого еще он мог полюбить, как не ее, так похожую на него – с тем же пылким и упрямым взглядом, с той же смелостью в словах и поступках, с тем же чувством чести и с тем же великодушием, которое дает силу признать себя неправым? Белая и нежная, как лебедь, с твердым чувством чести и горячим сердцем, она была как раз такая, как говорил о женщине старый дракон Оддбранд: мягкая снаружи и твердая внутри. Ее прежняя вражда проистекала из способности сильно любить, ее жажда любви текла навстречу его поиску любви, и исход был предрешен, поскольку каждый из них обладал как раз теми качествами, которые искал другой. И Кару, бездарному и злобному колдуну, никогда не хватило бы сил разрушить связь между ними. Судьба закрыла им глаза и провела над пропастью вслепую – и они увидели пропасть, только когда она осталась позади.

– Ты приворожила меня, когда подвернула мне мокрый рукав! – говорил он, отворачивая ее рукав и целуя белую кожу с внутренней стороны запястья. – Я сразу понял, что у тебя доброе сердце и что ты не заносчивая, хотя и знатная!

– Просто ты уже был влюблен и потому все понимал в мою пользу!

– Может быть! Но, во-первых, было что понимать, а во-вторых, теперь у меня влюбленность уже прошла, а любовь осталась!

– А как ты их различаешь?

– А очень просто. Когда человек влюблен, он видит одно привлекательное качество – хотя бы стройные длинные ноги! – а все остальное выдумывает, что она, дескать, еще и красива, и умна, и добра. А когда любит – он знает все, что есть, и принимает все, что есть. Вот и я тебя принимаю. Я… – Торвард вздохнул, словно невыразимая любовь разрывала ему грудь. – Ох, еще немного… и я начну восхищаться твоими стихами против меня!

Стараясь скорее узнать все то, что знал он, Ингитора быстро запомнила имена и лица ярлов и хирдманов и теперь все они казались ей своими. Благодаря прошлой жизни в Льюнгвэлире и потом в Эльвенэсе, ей не требовалось привыкать к дружине и ее заботам – все это было знакомо и понятно. Разговаривая с ярлами, Торвард спрашивал и ее мнение, охотно поощрял ее желание что-то сказать, а поскольку речь ее была умна и к месту, Торвард смотрел на ярлов с такой гордостью, словно сам же и сотворил ее такой, какая она есть.

– Слушай, слушай, Фреймар ярл! – наставлял он старшего из братьев Хродмарингов, который у себя дома не завел привычки слушать собственную жену. – Йомфру Ингитора – дочь годи и в законах разбирается получше тебя!

– Она еще и дочь годи? – недоумевал Фреймар, помнивший в основном, что она – скальд. Ему и раньше случалось видеть своего конунга влюбленным, но не до такой же степени! – Она что, приворожила тебя любовными стихами?

– Нет! – с выразительной гордостью отвечал Торвард. – Это я приворожил ее любовным стихом! Что, съел?

В усадьбе Можжевельник ко времени прибытия фьяллей уже было битком набито, и все луговины вокруг покрывали землянки, шалаши, шатры. Квиттингские хёвдинги и хёльды, прослышав о походе, съезжались со всех сторон, и хотя все они собирались только «быть свидетелями», их объединенные дружины составили нешуточное войско.

– А Вильбранда хёвдинга мы там, южнее, в Хетберге подберем! – говорил Тьодольв хёвдинг, довольный и радостный оттого, что пришла пора отправляться. – Я послал к нему людей, он сам пойдет с нами!

– Не слишком ли широкие приготовления? – осведомился Сигвальд сын Эрнольва, осторожный, хотя вовсе не робкий человек. – Так новости и до самого Бергвида дойдут!

– Такое все равно не скроешь! – Тьодольв хёвдинг махнул рукой. – Да и что, пусть он тоже знает! Прятаться он не будет.