От воспоминаний детства не сохранилось ничего, но нынешний вид конунга ей понравился. Его борода и длинные волосы, заплетенные в косу, уже почти поседели, но взгляд серых глаз блестел умом и вниманием, и все это вместе придавало ему вид благородства и мудрой проницательности. В свои неполные шестьдесят лет Хеймир конунг выглядел еще крепким, не горбился, и в каждом его движении сказывалась почтенная привычка быть на виду. Богато выглядела одежда – красивая рубаха брусничного цвета и черная соболья накидка, перетянутая тонким поясом, сплошь покрытым узорными золотыми бляшками. Даже на красных ремешках его башмаков были привешены небольшие серебряные бубенчики. Ингитора знала, что в последнее время в Эльвенэсе распространилось это забавное веяние, и ей понравилось, что сам престарелый конунг носит бубенчики на обуви – он как будто показывал этим, что ни одна мелочь от него не укроется и что он, хоть и немолод, не отстает от быстротекущих дней. На плечах его сверкала ослепительная золотая цепь, длинная и толстая, весом не меньше двух марок, искусно сплетенная из множества узорных колец, каким-то хитрым образом продетых одно в другое. В честь этой цепи Скельвир хёвдинг когда-то сочинил песнь и получил хорошую награду: это была так называемая «морская цепь», привезенная дедом Хеймира с Зеленых островов. Она приносила большую удачу в рыбной ловле, морской охоте и вообще в плаваниях по морям, за что очень ценилась конунгами Слэттенланда, чьи богатства во многом основывались на морской торговле.
– Я вижу в моем доме необычного гостя, – произнес Хеймир конунг, как только собеседник его замолчал. – Вернее, гостью. Не каждый день ко мне приходит такая знатная и красивая девица в сопровождении собственной дружины. Я прошу тебя, йомфру, подойди сюда и назови мне твое имя, если по каким-то причинам оно не должно быть от меня скрыто!
– Нет никаких причин, которые не позволили бы мне назвать мое имя! – так же учтиво ответила Ингитора на эту речь, поднявшись и подходя ближе. – Напротив, конунг, я приехала в Эльвенэс ради того, чтобы повидаться с тобой. Меня зовут Ингитора, я дочь Скельвира хёвдинга из усадьбы Льюнгвэлир.
– Всегда рад я приветствовать в моем доме любого, кто прибудет ко мне от Скельвира хёвдинга из Льюнгвэлира, а тем более единственную его дочь! – оживившись, ответил конунг. – Я с большим удовольствием выслушаю тебя!
При этом он сделал знак кому-то из гестов. Ингитора мельком заметила, как тот скрылся в задней двери, и вскоре оттуда показались две богато одетые женщины. Одна из них, лет сорока, с простым и приветливым румяным лицом, выглядела миловидной и моложавой. Вторая, девушка, лет восемнадцати, со строгим белым лицом и пушистыми светло-золотистыми волосами, держалась строго и даже несколько надменно. Должно быть, это были жена и дочь конунга. Они уселись на женской скамье, и вслед за ними там разместились еще несколько знатных женщин, молодых и постарше.
– С чем же ты приехала ко мне? – спрашивал между тем Хеймир конунг.
– У меня есть хвалебная песнь для тебя, конунг, – ответила Ингитора. – И я была бы рада, если бы ты согласился ее выслушать.
– Это песнь твоего отца? Да, Скельвир хёвдинг всегда славился как один из лучших скальдов, каких мне доводилось слышать!
– Нет, конунг, эту песнь сложила я сама. Тебе судить, будет ли она достойна дочери Скельвира хёвдинга!
– Ты сама? – Хеймир конунг, при всей своей мудрой невозмутимости, был удивлен и даже немного подался к ней. – Признаться, давно уже в мою честь не складывали песен
И Ингитора начала песнь, которую сложила за время плавания: