Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда

– Ну, так отчего же ему не влюбиться в Вальборг? Он любит умных и сильных женщин, а она как раз такая. Главное – заманить ее сюда. Здесь нужно думать! И я открою тебе величайшую тайну: самый сильный дракон моей судьбы – он вот здесь!

И кюна постучала себя по головному покрывалу, чуть выше шелковой голубой ленты с золотой вышивкой.

– Ну, пожалуй, я согласен прогуляться до Эльвенэса, – Оддбранд кивнул. – Очень уж любопытно ты все задумала – на деле-то оно выйдет еще любопытнее, вот я и хочу посмотреть как. Но уж тогда, хозяйка, не обижайся на меня, если из этого дела выйдет совсем не то, что ты задумала. Ты хитра, но судьба хитрее тебя.

– А разве не долг благородного человека – с гордым достоинством встречать свою судьбу? – Хёрдис посмотрела на него с уверенным вызовом. Еще один поединок с судьбой только подзадоривал ее, и она не сомневалась, что останется, как всегда, победительницей.

Оддбранд вышел, а кюна Хёрдис еще долго сидела на ларе, пустыми глазами глядя в полутьму. Как человек, слушающий старую сагу в исполнении нового сказителя, она знала, что случится. Не знала только как.

Глава 6

Этой зимой Ингиторе жилось прекрасно. Эгвальд ярл уделял ей так много внимания, что почти от нее не отходил. На Середину Зимы он получил приглашение к Рамвальду конунгу в Винденэс, туда же, куда так и не смог попасть Скельвир хёвдинг; поехал он с большой неохотой и вернулся, с неприличной поспешностью, уже через двадцать дней. Когда его спрашивали, как ему понравилась йомфру Эльдирид – его и звали-то туда в качестве наиболее подходящего для нее жениха, – Эгвальд ярл только пожимал плечами, едва ли понимая, о ком идет речь. За те десять дней, что он прогостил в Винденэсе, он едва заметил конунгову дочь, поскольку мыслями был с Ингиторой и считал дни, нетерпеливо мечтая поскорее к ней вернуться.

Каждый день он большую часть времени проводил возле нее. Чуть ли не главной своей заботой он считал ее удобства и развлечения, и так преуспел, что Ингитора не могла припомнить ни одной зимы, даже из тех, что Скельвир хёвдинг проводил в Льюнгвэлире, когда ей жилось бы так весело. Не считая боли потери, которая за эти четыре-пять месяцев ничуть не ослабла, она могла бы сказать, что очень выиграла от перемены в своей жизни. Никогда еще у нее не было столько красивых новых платьев и золотых украшений, никогда еще ей не случалось бывать на пирах почти каждый день, никогда еще вокруг нее не толпилось столько знатных и прославленных ярлов, которые оказывали ей самое почтительное и даже восторженное внимание. Никогда еще заботы о чем-то вроде селедки и сливок не обременяли ее так мало, никогда еще ей не случалось иметь столько внимательных слушателей для своих вис и песен! Оказалось, что ее сочинения могут нравиться не только домочадцам, и Ингитора обнаружила, что столько лет даром расточала то, что, как выяснилось, стоит денег! Она не отличалась корыстолюбием, и ее только забавляло, что ее словесные «игрушки» ценятся кем-то наравне с золотыми обручьями в марку весом! Хеймир конунг был честолюбив и щедр, поэтому хвалебные песни принимал с удовольствием и не скупился на ответные дары. А поскольку Ингитора отличалась живым воображением, ясным умом и довольно обширными знаниями, то нередко бывало, что за полдня не слишком напряженных размышлений она складывала стихов весом в марку золота.

Зима выдалась довольно теплая, море не замерзло, и через Эльвенэс постоянно проезжали и проплывали торговые гости. Благодаря этому Ингитора и ее стихи за зиму успели широко прославиться: как хвалебные про Хеймира конунга, так и позорные про Торварда конунга. Случай с бесчестным нападением стал известен всем.

В первый месяц многие отважные и благородные воины было намекали, что охотно возьмут в свои руки месть Ингиторы вместе с ее усадьбой и ею самой, но потом, когда вернувшийся из Винденэса Эгвальд ярл уже почти с ней не расставался, всем стало ясно, что усадьба и все прочее отойдет, скорее всего, к роду самого конунга. Ингитора и Эгвальд ярл часто гуляли вместе, бегали на лыжах, ездили на охоту или в гости к кому-нибудь из хёльдов и ярлов, живших не слишком далеко. Благодаря своему воспитанию, Ингитора привыкла быть среди мужчин и прекрасно себя чувствовала на лыжах, подбитых жесткой шкуркой с лосиных ног, на коньках из обточенной лошадиной кости, верхом на лошади или на скамье Эгвальдова «Красного Ворона», когда они плавали по хмурому зимнему морю вдоль унылых зимних берегов. Три раза в эту зиму Эгвальд ярл отправлялся травить медведя в берлоге, ходил сам с рогатиной на зверя, чтобы заслужить ее восхищение. Однажды ему все же основательно досталось тяжелой когтистой лапой по лбу, после чего какое-то время пришлось полежать спокойно, с перевязанной головой. Ингитора награждала его за доблесть звонкими поцелуями, и Эгвальд не считал, что они достались ему слишком дорого, а она сочиняла висы, в которых сравнивала его с охотником, а подлого Торварда с его рваной щекой – с медведем, которого ждет плачевный конец: