Лань в чаще. Книга 2: Дракон Битвы

Она ничего не понимала. Ее прекрасные заклятья, которые так восхитительно действовали в прошлый раз, теперь утратили силу. Больше того – те двое, на которых она охотилась, сами стали опасны для Дагейды. Они не желали ей зла, они вовсе о ней не думали, и это-то и грозило наибольшей опасностью. Их равнодушие к ней ее изумляло: снова и снова она хватала пустоту, не понимая, каким же образом они ускользают из ее когтей, словно дым, тень облака, отражение в воде. Они словно бы не присутствовали в ее мире, а только отражались в нем и были недоступны его чарам. Неотступно наблюдая за ними, Дагейда недоумевала и тревожилась: они шли, словно бы заключенные в какое-то огненное кольцо, и это кольцо, как факел, сжигало паутину ее чар, не неся никакого урона и даже не задерживаясь. Что случилось? Дракон Судьбы шел с ними, и Дагейда так же ясно ощущала его присутствие, как если бы видела своими глазами. Но не только в золотом драконе было дело. Эти двое вместе означали больше, чем два. Природы этой странной силы Дагейда не знала, кровь и мудрость древних великанов ничем не могли ей здесь помочь, и к источнику их странной силы ей не было пути.

– Мои старые дядьки, как видно, слишком долго провели в своих подземельях! – бормотала она. – Слишком легко они дали себя прогнать. Но будь я проклята, если отстану! Будь я проклята, если они подойдут к норе черного дракона!

Огромный волк вздохнул и с бока перекатился на брюхо, чтобы неутомимая всадница могла взобраться ему на спину.

* * *

В этот день они шли быстрее и разговаривали меньше: каждый должен был наедине с собой обдумать то, что им вдруг открылось. Торвард снова стал думать о Драконе Битвы: теперь, когда до цели оставалось не больше двух переходов, она постепенно завоевывала утраченное было внимание. Его вера в успех значительно укрепилась, от нетерпения невольно он ускорял и ускорял шаг, пока усталая девушка не начинала окликать его.

Местность опять стала оживляться, тропинки, сенные сараи, засеянные поля и прочие признаки жилья попадались так часто, что идти приходилось крайне осторожно. Не раз они пережидали где-нибудь под скалой или за развесистой елью, пока мимо пройдет то пастух, то пара работников, то проедет верхом на лошади бонд.

– Мы прямо как вне закона! [15]  – заметила однажды Ингитора.

– Так и есть, – обронил Аск.

И она понимала, что он имеет в виду. Они вдвоем существовали внутри какого-то другого мира, во власти каких-то других законов, и вид обычного стога сена вызывал смущение, как нечто противоречащее всему нынешнему строю их мыслей и ощущений.

– Здесь уже совсем рядом Золотое озеро, а при Вигмаре Лисице это стала самая населенная местность в Медном Лесу, – объяснял он. – Нам идти осталось день-другой, не больше. Теперь мы по ручью свернем на юг, и там будет долина. Я там не был, но мне рассказали приметы.

Ночевать они устроились под навесом двух валунов, которые стояли, привалившись друг к другу, так что получилось нечто вроде маленькой крыши. Сидя здесь, они отчетливо видели впереди горы, к которым и лежал их путь.

– А здесь далеко до Великаньей долины? – спросила Ингитора, у которой вид этих гор вызвал мысль о великанах.

– Порядочно! – отозвался Торвард, вспоминая, как побывал здесь впервые пять лет назад. – От Золотого озера до Раудберги пять дней верхом, а до Турсдалена там еще дня два. Не бойся. Туда мы точно не пойдем.

– А она там живет? – спросил Ингитора, прочно усвоившая привычку никогда не называть вслух имени Дагейды.

– Она не живет там. Она живет где ей вздумается или просто – нигде. Я думаю, она так и живет верхом на своем сером чудовище – скачет, скачет…

Ингитора вздохнула. Ей вдруг стало жалко Всадницу Мрака, которая не имеет в мире самого простого, необходимого – жилья, приюта.

– Ничего, она не мерзнет! – утешил ее Торвард. – Ведь она человек только наполовину. Половина крови в ней от инеистого великана. Ты можешь себе представить, чтобы инеистый великан замерз?

Ингитора улыбнулась ему в ответ. А потом опять вздохнула.

– Может быть, и он может замерзнуть, – сказала она. – Кто угодно замерзнет, если останется один.

– Н-да! – обронил он, и Ингитора уже знала, что этот короткий ответ у него обозначает глубокую задумчивость.

Сегодня он был неразговорчив, и Ингитора понимала, что все его мысли сосредоточены на том, что им предстоит. До цели его оставался один шаг, самый последний и самый важный, и даже по тому, какие взгляды он бросал в быстро темнеющее небо на юге и на далекие вершины трех гор, к которым нужно было идти, Ингитора понимала его состояние.

Потом он вдруг оживился, начал бессвязно разговаривать и смеяться; его терзало лихорадочное возбуждение, предстоящая ночь казалась то слишком длинной, то слишком короткой. Он то расспрашивал Ингитору, то принимался сам что-то рассказывать ей, перескакивая с одного на другое; ему хотелось хоть как-нибудь отвлечься от мыслей о том, что нельзя было сделать раньше завтрашнего дня.