Лана из Змейгорода (СИ)

Хотя в вечевой колокол никто не звонил, разбуженные шумом соседи пытались дознаться, уж не Кощеева ли это рать напала, воспользовавшись праздником, на честный град. Поэтому весть о том, что Горыныч с Яромиром опять сотворили непотребство, распространилась очень быстро. Путята с дочерью и остальные участники злополучных посиделок еще не успели выйти в сени, как дверь распахнулась и в избу вошел, опираясь на костыль, сопровождаемый сестрой Велибор.

Лана знала, что ящер, хотя и потихоньку начал вставать, но передвигался ползком даже по горнице, а на двор выходил чаще всего в сопровождении брата. Конечно, изба Яромира располагалась неподалеку, как и другие дома кузнецов, но для раненого ящера и такой короткий путь мог оказаться губительным, задержав выздоровление до весны. Уже сейчас стягивавшие раны повязки промокли от крови, а лицо даже в неверном свете факелов и фонарей выглядело восковым.

Когда Велибор, едва отдышавшись, поднялся на крыльцо, Путята и остальные смертные, притихнув, расступились, а Лана с Даждьросой кинулись к Дождираде, готовые в любой момент прийти на помощь раненому. Он же, словно никого не замечая, двинулся в избу.

— Где он? — спросил Велибор у Яромира, и тот, словно нашкодивший мальчишка, отступил, указывая на Горыныча.

С того мигом слетела вся удаль, а раскрасневшееся лицо в обрамлении черных волос и огненной бороды приняло страдальческое выражение.

— Ты зачем пришел, брат? — начал он с искренней тревогой. — Раны ведь растревожишь!

— Не о моих ранах тебе сейчас надо печься, паскуда! — проговорил Велибор тихо, но так отчетливо в мертвой тишине, что, казалось, каждое слово падает, как камень на могилу, или звучит оглушительнее ударов молотка, приколачивающего крышку к домовине. — Ты опять за свое?

— Да чего они тут шум подняли? — обиженно пробасил Горыныч, словно и вправду надеялся, что брат его утешит. — Подумаешь, решили маленько пошутить! Щедрые ведь вечера стоят! Разве Даждьбог солнышко и Велес батюшка не уважают плотские утехи?

— Может быть, и уважают, но только для продолжения рода и по обоюдному согласию, как велит Правда, над который ты снова глумишься!

— Ни над чем я не глумлюсь! — начал было Горыныч.

— Не глумишься? — прищурился Велибор. — Тогда бери девку в жены. Проси, как у предков заведено, благословения у бессмертных богов!

Бедный Путята при таких словах обмер, прижимая к себе дочь и не зная, как реагировать на предложение. Вне всяких сомнений, Велибор говорил всерьез.

Горыныч явно не ожидал такого поворота. Даже головой затряс, словно пытаясь сбросить морок.

— Мне, ящеру, жениться на смертной? — на всякий случай переспросил он. — Да у тебя брат, часом, не жар?

На лбу Велибора и в самом деле выступила испарина, а на скулах начинал разгораться румянец, предвестник злой лихорадки. Вот только он вовсе и не думал бредить или шутить.

— Не называй меня братом! — проговорил он безжалостно. — Правда велит за свои поступки отвечать! Я тебя предупреждал уже не раз и когда ты на Купальских игрищах никакой меры не находил, и когда на всех гульбищах только и знал, как по углам девок тискать, и даже когда ты во время последнего похода лазил в окошко к княжеской жене. На этот раз ты одной вирой не обойдешься! Либо поступай, как Правда велит, либо убирайся, куда хочешь с глаз моих долой. И этого горе-воина, своего дружка, с собой забирай!

— Братик, миленький, что такое говоришь? Куда же ты его гонишь? — со слезами на глазах кинулась к старшему из братьев Дождирада.

Юная русалка, конечно, понимала, что Горыныч неправ, и его беспутство в Змейгороде уже не раз становилось предметом обсуждений и разбирательств. Но она же лучше других видела добрый нрав младшего из братьев, его стремление помочь. Как он последние дни ходил за хворым Велибором! Не каждая жена так заботится. Возможно, он сейчас и сорвался именно потому, что устал по глотку вливать в горло беспамятного от потери крови брата целебный отвар, менять его постель, подпитывать магией. А может быть, его подначивал Яромир?

Лана, переглянувшись с Даждьросой, тоже собиралась просить за Горыныча. Хотели напомнить об угрозе, неуклонно наползавшей с Ледяных островов. Если разбрасываться лучшими воинами, кто встанет на защиту Змейгорода. Смертные, включая Путяту, тоже стушевались. Не стоил проступок такого сурового наказания. Девушек, удостоившихся внимания ящеров, женихи брали с особой охотой даже без приданого. Но Велибор оставался непреклонен.

— Мир велик, найдет себе пристанище, — обнимая Дождираду, вымолвил он. — А наш дом и славный род ящеров я ему больше позорить не позволю. Мне тебя еще замуж выдавать.

И нет бы Горынычу смолчать или прощения попросить. Но в нем, видимо, тоже взыграла гордость. Не в последнюю очередь из-за того, что отчитывали его, точно маленького, перед всем честным народом. И не старейшины Змейгорода, а родной брат.