Ланарк. Жизнь в четырех книгах

– С его помощью я могу измерять время. Я насчитал тридцать дней, с тех пор как я здесь. Может, пропустил несколько, пока спал или пил кофе. Но когда нужно что-нибудь вспомнить, я говорю: «Это случилось два дня назад», или десять, или двадцать. От этого возникает чувство упорядоченности жизни.

– А как ты проводишь… проводишь дни?

– Гуляю, посещаю библиотеки и кино. Когда кончаются деньги, захожу в службу обеспечения. Но по большей части наблюдаю за небом с балкона.

– Ты счастлив?

– Нет, но я доволен. Можно жить и куда хуже.

Сладден рассмеялся:

– Не приходится удивляться твоей нездоровой зацикленности на дневном свете. За то время, пока ты здесь находишься, можно было посетить десяток вечеринок, переспать с десятком женщин и десяток раз напиться, а ты отслеживал, как проходят один за другим тридцать дней. Вместо того чтобы превратить жизнь в сплошной праздник, ты крошишь ее на дни и принимаешь их регулярно, как пилюли.

Ланарк бросил на Сладдена косой взгляд:

– А твоя жизнь – сплошной праздник?

– Я наслаждаюсь. А ты?

– Нет. Но я доволен.

– Почему ты доволен такой малостью?

– Чего мне еще ждать?

Клиенты все прибывали, и кафе почти заполнилось. Сладден сделался легкомысленней, чем в начале беседы. Он сказал беспечно:

– Жить стоит ради живых, волнующих мгновений, когда чувствуешь подъем, безграничную власть. Они даются нам с помощью наркотиков, преступлений, азартных игр, но цена уж очень высока. Другой способ – увлечения: к примеру, спорт, музыка или религия. Есть у тебя увлечения?

– Нет.

– Еще источники – работа и любовь. Работа – это не кидание угля лопатой и не уроки в школе. Я говорю о работе, которая обеспечивает человеку видное место в обществе. А любовь – это не брак и не дружба. Я имею в виду свободную любовь, которая заканчивается, когда нет больше пылких чувств. Возможно, тебя удивило, что работу и любовь я отнес к одной и той же категории, но и то и другое – это искусство управления людьми.

Ланарк задумался. Мысль Сладдена казалась логичной. Внезапно он спросил:

– Какой работой я мог бы заняться?

– Ты бывал в чайной Галлоуэя?

– Да.

– С кем-нибудь там разговаривал?

– Нет.

– Тогда бизнес тебе не по плечу. Боюсь, придется заняться искусством. Это все, что остается тем, кто непригоден к другой работе, но желает быть на виду.

– Искусство не для меня. Мне нечего поведать людям.

Сладден рассмеялся:

– Ты не понял ни слова из того, что я сказал.

Ланарк был слишком сдержан, чтобы выдать сильную обиду или гнев. Он сжал губы и нахмурился над кофейной чашкой. Сладден продолжил:

– Художник или артист ничего не говорит людям. Он выражает себя. Если он неординарная личность, его произведения удивляют или волнуют публику. В любом случае с помощью искусства он проталкивает свою индивидуальность. Вот наконец и Гэй. Не подвинешься ли, чтобы ей хватило места?

Лавируя между обсаженных народом столиков, к ним приближалась худая хорошенькая девушка с усталым лицом. Она робко улыбнулась Ланарку, села рядом со Сладденом и произнесла взволнованно:

– Я не опоздала? Раньше мне…

– Мне пришлось ждать, – холодно буркнул Сладден.

– Ох, прости, ради бога прости. Раньше мне было никак не выйти. Я не думала…

– Принеси сигареты.

Ланарк растерянно смотрел в стол. Когда Гэй отошла к стойке, он спросил:

– А что ты делаешь?

– То есть?

– Занимаешься бизнесом? Или искусством?

– Я на редкость искусно бездельничаю.

Ланарк стал искать в лице Сладдена хотя бы след улыбки. Тот добавил:

– Работа – это способ навязать себя другим. Мне же для этого ничего делать не нужно. Я не хвастаюсь. Просто так получилось.

– Похвальная скромность, однако ты не прав, утверждая, будто ничего не делаешь. Ты очень хорошо умеешь говорить.

Сладден улыбнулся и взял сигарету, протянутую Гэй, которая кротко вернулась к нему.

– Я не часто бываю так откровенен; большинству мои идеи не по уму. Но мне кажется, я могу тебе помочь. Ты знаком с кем-нибудь из здешних женщин?

– Ни с кем.

– Я тебя познакомлю. – Сладден обернулся к Гэй и, легонько ущипнув ее за мочку уха, спросил благосклонно: – Кого бы ему дать? Фрэнки?

Гэй рассмеялась, и вид у нее тут же сделался счастливый.

– Нет-нет, Сладден, Фрэнки крикливая и вульгарная, а Ланарк из тех, кто занят своими мыслями. Только не Фрэнки.

– Тогда как насчет Нэн? Она тихая и любит изображать послушную девочку.

– Но Нэн по уши влюблена в тебя!

– В том-то и беда. Надоело: стоит тебе коснуться моей коленки, и глядь – она уже рыдает в углу. Отдадим ее Ланарку. Или нет. Я придумал кое-что получше. Я возьму Нэн, а Ланарк – тебя. Как насчет такого варианта?

Гэй наклонилась к Сладдену и изящно коснулась губами его щеки.

– Нет, – сказал он. – Мы дадим ему Риму.

Гэй нахмурилась:

– Не люблю Риму. Она хитрая.

– Не хитрая. Замкнутая.

– Но к ней неравнодушен Тоул. Они держатся парой.

– Это ничего не значит. Он привязан к ней, как к сестре, а она к нему – как к брату. Просто кровосмешение какое-то. Кроме того, она его презирает. Отдадим ее Ланарку.

– Вы очень добры, – с улыбкой проговорил Ланарк.