ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

Это один из многочисленных экземпляров часов, извлеченных недавно из музеев, чуланов и антикварных лавок. Вид у них не очень впечатляющий, но в первую голову нужно восстановить их рабочие качества. Когда завершится починка всех остальных, их поместят в головных офисах наших основных служб, и все экземпляры будут сверены с этим.

Сладден указал на гирю в форме еловой шишки.

Заметьте, что гиря подтянута и положена на полочку прямо под футляром. Закончив это сообщение, я ее подвешу, и часы пробьют полночь: время, когда умирает старый день и начинается новый. Бой часов подхватят полицейские сирены и фабричные гудки, и завтра в полдень этот звуковой сигнал повторится. Служащие Департамента хронометрии также взяли под контроль девяносто две церковных башни с колоколами; отныне они тоже станут громко, на всю страну, вторить бою этих маленьких часов.

Знаю: любители покоя сочтут это грубым вторжением в свою частную жизнь; интеллектуалы скажут, что возвращаться к солнечной временной шкале при отсутствии солнечного света — это шаг назад, а не вперед; рабочие, занятые ручным трудом и привыкшие отсчитывать время по собственному пульсу, назовут это пустой затеей. Не обращайте внимания. Эти часы позволяют мне давать вполне конкретные обещания. К восьми утра завтрашнего дня каждый дом, модульный дом, каждая контора и фабрика получат конверт с полиэтиленовыми мешками для мусора. К десяти в почтовых отделениях появятся первые бесплатные тюбики с пластичным цементом. И каждый час с этого экрана я или другой представитель муниципалитета будем рассказывать, как продвигаются дела. А теперь… —

произнес Сладден, беря в руки гирьку, —

желаю вам всем самой доброй ночи. Для Большого Унтанка вечность подошла к концу. Начинается время.

Он отпустил гирьку. «Тик» — маятник скользнул влево, «так» — вправо. Часы росли, пока не заполнили собой почти всю площадь экрана. Обе стрелки указывали строго вверх, на дверцу над циферблатом, которая разом распахнулась. Толстенькая деревянная птичка, попеременно выскакивая и прячась, закричала: «Ку-ку! Ку-ку! Ку…» Макфи повернул выключатель, и экран сделался прозрачным. Трое, сидя в ряд, уставились сквозь него на погрузившуюся в сумрак автостоянку. Снаружи слышались сирены, гудки, отдаленный звон. Хелен включила свет.

— Псих, — сказал Макфи. — Этот человек — псих.

— Нет-нет, — возразил Ланарк. — Я давно его знаю — он не псих. Как частному лицу я ему не доверяю, но, похоже, он четко ухватил политическую ситуацию. И его речь мне показалась искренней.

— Он твой приятель?

— Нет, он приятель моей жены.

Макфи склонился, сгреб Ланарка за лацканы и спросил:

— Что нам светит?

— Джимми! — крикнула Хелен.

Ланарк воскликнул:

— Что такое?

— Об этом я тебя и спрашиваю! У тебя ведь паспорт совета, так? И ты работаешь на социальную стабильность, верно? И знаешь Сладдена? Вот и скажи, что замыслила эта публика!

Притянутый им Ланарк полулежал на коленях у Хелен, ухом упираясь в ее бедро. Затопленный волной приятного тепла, он сонно проговорил:

— Мы стараемся погубить Унтанк. Некоторые из нас.

— Боже, это не новость. Мы, в мастерских, всегда это знали. «Ну ладно, — говорил я. — Черт с ним, с городом, лишь бы мои малыши уцелели». Но вы, ублюдки, похоже, на сей раз взялись за дело всерьез, так? Так ведь?