— Стой! Стой! — это, значит, комендант, что ли нам орет? Точно, гляди, присел за штабелем ящиков от мин, машет пистолетом и орет. Дурилка картонная, натурально. Нашим пулям тот штабель — смех один. И вообще. Если что — револьверы у них, оно для драки в тесноте, конечно, хорошо… Только — тут все же дистанция чуть поболее, с винтовки‑то, особенно если с короткой — куда сподручнее попасть, особенно в суете, с пистолета так не выйдет. Патронов у них в пистолетах, почитай, столько же — на один больше в барабане, чем у нас в магазинах. А на воздух уйдет куда больше, опустеют быстро. И тут наша берет — нам зарядиться быстрее в раз. Так что — еще посмотрим, если чего. Конечно, все это такое дело — может, первая же пуля мне и прилетит, но тут счет‑то простой — если за себя считать станешь — то точно проиграешь. А если на круг считать — то на нашей стороне сила. Пока. Пока солдаты еще не прибежали — кого с нас побьют, а остальные этих пистолетчиков выбьют в ноль. Так что, пока железо горячее — надо бы и ковать… А только все наши — стоят и ничего.
Шевельнулась мысль — вот, ведь сейчас, если Я… Вот возьму, и пристрелю этого породистого верзилу — нашего коменданта. Барон Мельс, с охрененной родословной, как у овчарки, право слово. Хренак, через ящики, в брюхо — и все. Ей — Богу, попаду же. Карабин здешний мне очень нравится, прикладистый, легкий, патрон вполне себе. Прошибет нетолстые досточки, и вышибет дух из этой блаародной плесени. И — начнется. Однозначно — начнется. Понесется… по оврагам. Шарахнут они по нашим в ответ, а те по ним — и все. Не остановишь. И наша возьмет. Конечно, по мне первый залп ляжет. Да только оно как раз в плюс — кто ж там целить станет — шарахнут, дергая — почти наверняка все в молоко уйдет… да в тех, кто рядом стоит, да лопухнется. Ну, тут дело уж такое… Жаль, но это — допустимые потери. На их месте могу быть и я — если сейчас кто из них стрельнет, а я замешкаюсь… или просто не повезет. Это нормально.
И все же — какое это чувство. Я сейчас решаю, как оно всему дальше быть. Я. В моих потных лапках, как ни прикидывай, и судьба не одного десятка людей, и вообще расклад тут. Не то чтоб уж совсем все изменится, но… Решиться что ли? Эдакая в теле легкость образовалась, надо сказать. Ощущается какая‑то… сила? Власть? Могущество? Вот сейчас, я, один простой серый сапог — и МОГУ решить много… многое. Ну?
И снова что‑то внутри придавило — а какого хрена ты лезешь в ЧУЖОЕ дело? Ведь, чорт возьми, чего же все остальные‑то? Глупее тебя, что ли? Не стреляют, стоят… А им оно же не чужое.
И, окончательно убедив себя, что это не мое дело, что мне не надо лезть туда, куда не просят, я решил — не стрелять.
Глава 3
— Стой! Пристрелю! — снова заорал за штабелем комендант, бестолково махая пистолетом — А ну, клади оружие! Кто посмел присягу нарушать! Я вас покажу как того! Всех кто не это!
Я оглянулся на соседей — вот вроде как они выцеливают уж этого дурака — ну, давайте‑ка, и я тут же сразу. Чтоб, значит, на себя не брать чужого. Ну!
— Сами вы присягу нарушили! Предатели! — Сами бросайте оружие! — это наш лейтенант — петушок кукарекнул. Не, ну в самом деле, прибил бы гада.
— Маааалчать! Лейтенант Вэрр, вы арестованы! Бросайте оружие! И остальные тоже!
— Ты не ори, гад — влез Балу усталым голосом — Мы оружие складывать не станем! Не вы. Мы присягу до конца сполним. А вы, раз вы оказались трусливой сволочью, бросайте все, и бегите к вергенцам, авось примут там… уж как они принимают — всем известно!
— Вахмистр… Как вам‑то не совестно! — это, смотри‑ка — начштаба вылез. Ну, то есть, не вылез — он и сидит грамотно, за минометным щитом, не достанешь. Не дурак. — Вы бы хоть солдат своих пожалели. Как не стыдно‑то?
— А вы меня не совестите, вашбродь — угрюмо огрызнулся Балу — Я не неволил никого!
— Ну, бросьте, вахмистр! Вы же отвечаете за своих солдат! Вы на что их подбивали? На мятеж? На смерть в кожаной петле? Или желаете, чтобы их разнесли в куски баронские бомбы?
— Слышь, ты, червяк тыловой! — захрипел унтер — минометчик — Мой‑то командир как раз полег в бою, в куски разорвало, да только присяги не опоганил! Мы не сдадимся! Если надо — через вас пройдем! Никого не пожалеем!
— Ах, ты ж, мерзавец! — снова заблажил комендант, и замахал, высунувшись чуть не по пояс, махая наганом понабежавшим уже во двор переляканым солдатикам — А ну, огонь по бунтовщикам!
Прямо‑таки — политрук Еременко, скульптура с фото, в натуральную величину.
Ну или мишень армейская, нумер раз, поясная. Руки чешутся, но решил же не встревать. Может, и не надо? Солдатики‑то — смотри‑ка! Глядят на коменданта и на нас растеряно и хмуро, стволы винтовок не особо и поднимают. Не целится в нас никто. Сейчас стрельнешь, пусть и в этого урода — кто — нить, да в ответ пальнет. И понесется косой по клумбе.
— Мы, вашбродь, в своих стрелять не смеем — это кто‑то из солдат выкрикнул.
— Чтооо?! Мятеж?! Приказ… — завопил было комендант, да его прервал начштаба:
— Братцы, а ну не дури! Вы ж присяге верны остались, раз не пошли с бунтовщиками!