Читаем Ландскрона (сборник современной драматургии) полностью

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да мне ж ходить, сам знаешь, привычнее. (Однако садится.) _ Виталий Петрович остается почтительно стоять. _ "Три часа..." (Смеется.) Скажешь тоже... Бывало в товарняке сутками на полу маешься, ладно бы темнота?- зуб на зуб не попадает, и то ничего. Вышел на Божий свет и почапал куда глаза глядят. Мир не без добрых людей. С земли не прогонят. Большая.

ПОЛУКИКИН. А часто ты в товарняках ездил?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Часто не часто, а Россию всю повидал. Да нет, пешим ходом оно и надежнее и веселее. Сам-то что стоишь? Садись.

ПОЛУКИКИН. Нет. Нет. Я постою.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну тогда и я встану. (Встает.) Что-то круто вы с сыном... Можно ли так?.. Не по-людски.

ПОЛУКИКИН. А ты слышал, ты слышал, как он?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. А сам? Сам какой пример подаХешь? Где мудрость твоя?

ПОЛУКИКИН. Про тебя вспоминал... Бомж, говорит... И еще... слышал, как назвал?..

ФЕДОР КУЗЬМИЧ (весело). Проходимцем-то?.. А что?.. Хожу много, ходок... Вот и проходимец. (Уходит на кухню.)

ПОЛУКИКИН. Если бы... Нет... Нет, Федор Кузьмич, он в другом смысле...

ФЕДОР КУЗЬМИЧ (возвращаясь из кухни с двумя тарелками). Значит, я сам виноват, если так обо мне люди думают. (Ставит тарелки на стол.) А вот бомж... глупое слово... ничего не скажу.

ПОЛУКИКИН. Ужасно глупое...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Как медный таз по фанере: бомж!.. бомж!.. бомж!.. (Опять уходит на кухню.)

ПОЛУКИКИН. Он мой черный человек. Черный человек?- сын мой! Он изводит меня. Он пьет мою кровь.

ФЕДОР КУЗЬМИЧ (возвращаясь из кухни со сметаной и хлебом). Нельзя так говорить, нельзя!.. Как же это по-английски-то будет?.. (Вспоминает.) Забыл. (Ставит на стол.) Вот он тебе обед приготовил, ты хотя бы спасибо сказал? Нет, скажи мне, ты сказал спасибо?.. Ему?

ПОЛУКИКИН. А я просил?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ах вот оно как!.. Мы гордые!.. Не просили!.. Сядь. Сядь за стол! _ Виталий Петрович садится за стол. _ Если ты в яму вниз головой кувырнулся, это еще никакая не доблесть. Тоже мне герой... забинтованный!

ПОЛУКИКИН. Федор Кузьмич, уж из твоих уст...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Молчи! Сиди!.. И думай. (Уходит на кухню.) _ Виталий Петрович сидит понурый.

Федор Кузьмич возвращается с кастрюлей в руках. _ Осторожно. Горячий. (Ставит на стол.) Или не будешь есть борщ? Может, в уборную вылить?

ПОЛУКИКИН. Ну зачем же так-то?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. То-то. (Разливает по тарелкам.) Наваристый. Помню, под Костромой мне хозяйка, пристанодержательница, знаешь, с чем?.. с копченой уткой борщ приготовила, я ей крышу крыл... и дрова пилил... вот борщ был!.. всем борщам борщ!.. Тебе сколько сметаны?

ПОЛУКИКИН. Ну... одну.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Одну так одну. (Кладет одну ложку.) Справишься?

ПОЛУКИКИН. Спрашиваешь. _ Убедившись, что Виталий Петрович держит ложку более менее уверенно, Федор Кузьмич приступает к еде. _ ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Класс!

ПОЛУКИКИН. Кайф! _ Едят.

Виталий Петрович ест как придется?- в силу состояния рук. Федор Кузьмич ест не торопясь, со значением, степенно. Каждая ложка ему в радость.

Виталий Петрович глядит на Федора Кузьмича влюбленно. _ ПОЛУКИКИН (ласково). Джон...

ФЕДОР КУЗЬМИЧ (опустив ложку). Я тебя, Петрович, просил не называть меня Джоном. Я не Джон. Я ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Федор... Федя... ФЕДЕР КУЗЬМИЧ.. ну разреши мне, хотя бы когда мы вдвоем, Джоном тебя называть...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. А потом ты при посторонних ляпнешь.

ПОЛУКИКИН. Не ляпну! Честное слово, не ляпну!

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Знаю тебя, не выдержишь.

ПОЛУКИКИН. Пожалуйста. Вот увидишь, я выдержу!

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну смотри... Под твою ответственность.

ПОЛУКИКИН (просияв). Джон... Джон...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну что заладил?.. Федор Кузьмич я.

ПОЛУКИКИН. Джон...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ешь с хлебом. Помочь?

ПОЛУКИКИН. Что ты, Джон!.. Еще бы не хватало, чтобы ты меня из своих рук хлебом кормил!..

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Почему бы не покормить, раз ты калека такой. Я рук себе не ломал и не вывихивал.

ПОЛУКИКИН. Джон, у тебя даже акцента ни капельки нет. Исчез...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Столько лет по Руси хожу, в самой гуще народа...

ПОЛУКИКИН. Джон...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну что тебе?

ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон, что ты есть.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вот только давай без этого. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Джон, а ты разве не вегетарианец?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Как ты сказал?

ПОЛУКИКИН. Ты разве не вегетарианец, Джон?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да я и слова такого не знаю.

ПОЛУКИКИН. Ну, рассказывай?- не знаешь!.. Я же помню, вы с Полом тогда увлекались...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. С кем?

ПОЛУКИКИН. С Полом, с Маккартни...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вспомнил тоже.

ПОЛУКИКИН. А с буддизмом... ты совсем завязал?

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Много будешь знать, скоро состаришься.

ПОЛУКИКИН. Джон, ну так не честно, скажи!..

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я похож на буддиста? Посмотри на меня, я похож на буддиста?

ПОЛУКИКИН. Похож...

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я? Я похож на буддиста?

ПОЛУКИКИН. Вообще-то, не очень... Нет, не похож.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. То-то. Ешь. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Джон, расскажи, как это случилось.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Что именно?

ПОЛУКИКИН. Ну все это... Мы ж тебя похоронили.

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ты меня не хоронил.

ПОЛУКИКИН. Да, это верно. (Подумав.) Спасибо, Джон. _ Едят. _ Джон, а кто-нибудь знает?..

ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мелкий бес
Мелкий бес

Герой знаменитого романа Федора Сологуба «Мелкий бес» (1907) провинциальный учитель — верноподданный обыватель — воплотил все пошлое и подлое, что виделось автору в современной ему жизни. В романе изображена душа учителя-садиста Ардальона Передонова на фоне тусклой бессмысленной жизни провинциального города. Зависть, злость и предельный эгоизм довели Передонова до полного бреда и потери реальности.«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». Сологуб.В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости и злобности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

Федор Кузьмич Сологуб , Фёдор Сологуб

Проза / Русская классическая проза