Скачут пики да крести, что твои галки, только все больше червей становится, уж по всему столу
разбежались. Тут как щелкнет дверной замок! Щелкнул-то он, наверное, просто щелкнул, но Наташе
показалось — ка-ак щелкнет! И стоит на пороге он. Тогда вот Наташа и покрылась вся ландышами...
То есть натурально — повырастали на ней ландыши, как на поляне какой или клумбе: прямо из тела
вышли. Из пальцев, из плеч, из прочих частей, сквозь одежду проклюнулись. Один — так со лба свесился,
смотреть мешает, застит долгожданного. Наташа от суженого глаз не отведет, ничего, что с ней
происходит, не замечает. А тот рот раскрыл, глазами хлопает, точно филин, не поймет, что за диво перед
ним дивное. Спрашивает:
- Ты что?
Наташа отвечает:
- Я — ничего.
Бросились они друг другу в объятия. Стали обниматься-целоваться. Наташа плакать вздумала, да он
ей запретил. Она его кофе напоить хотела, а он ее раздевать стал. И как оставалась Наташа совсем нагая,
увидела, что по ее телу ландыши растут. Испугалась, смутилась:
- Что это?
А он:
- Какая, — говорит, — разница? Ты у меня и так была
самая что ни на есть раскрасавица, а теперь как богиня
стала.
Зажили они вместе. Зажили счастливо. Соседки, завистницы злоязычные, и раньше Наташу любовью
своей не жаловали, потому все одна да одна, редко с кем словом обмолвится, «здрасьте» и «до
свиданья»; но терпели: баба одинокая — значит тоже, как и они, несчастная. А теперь... когда мужика
днем с фонарем не отыщешь, тихая-тихая, а какого жеребца заманула. Про ландыши не знали они еще
ничего.
Поначалу Наташа и выходить-то боялась: что за вид такой у нее! Только уговоры мужнины
подействовали. Плюнула на все, под руку со своим мужиком, как ни в чем не бывало, из дома вышла.
Соседи чуть с лавочки не попадали. Смотрят: совсем Наташка с ума съехала — разрядилась, как б...
позорная — вся в цветках каких-то. А через неделю прибежал среди ночи к Анфисе Васильевне дед
Матюха, весь потный от потрясения, красный. Шепчет быстро-быстро, а сам трясется, как отбойный
молоток:
- Натаха мыться собралась, я за ней подсмотреть решил. Скинула она с себя все, а цветочки-то, как
были, так на ней и остались!
К утру уж все о том толковали. Тут-то соседушки и задумались.
Много времени не прошло, является муж домой сам на себя не похож. Ужинать сел. Борщ ест — не
ест, время тянет. Потом и говорит:
- Вызывали меня куда следует. «Что же, — говорят, -
жена твоя себе позволяет?!» «А что позволяет?» — спрашиваю. Загудели: «Ты нам дурака здесь не
валяй! Пишут
люди: оскорбляет она их недостойным своим извращением. Ты давай-ка сам разберись побыстрее,
чтобы нам за
это дело взяться не пришлось».
Заплакала Наташа тихонько. Муж сидит перед тарелкой с остывшим борщом, голову повесил. Делать
нечего, надо какой-то выход искать. Стали они вместе те цветы-ландыши злосчастные обрывать. Только
оборвут, трех минут не пройдет — все они на месте, будто и не трогали их. Уж вся квартира в цветах: на
стопе цветы, на полу цветы, в шкаф складывали — и там больше места нет. Просидели они в горькой
кручине всю ночь, глаз не сомкнули, а поутру решили в больницу пойти. Дверь открыли, соседки так по
своим норам и прыснули.
Очередь к доктору большая была, а как в кабинет вошли, очень всех удивили.
- Не знает советская медицина такого случая. Вот если
эти таблетки не помогут — тогда не знаю. Обращайтесь в
сельскохозяйственную академию.
Таблетки не помогли. На работе мужу второй раз на вид поставили. Отправились в
сельскохозяйственную академию.
- Дело странное, — там сказали, — только к нам оно не
относится. Идите в санэпидемстанцию.
В санэпидемстанции посоветовали в больницу обратиться.
А время-то шло. Результата нимало. Начальники мужнины совсем рассвирепели.
- Если, — говорят, — твоя жена не прекратит терроризировать население...
Хоть и силен был мужик у Наташи и смел, а тут не выдержал.
- Прости меня, Наташенька, но не могу я с тобой
такою жить. Ухожу. Может статься, к одинокой тебе никто
приставать не будет. Прости и прощай.
Как ушел он, так и слегла Наташа. Долго хворала. Но люди ее одну в беде не оставили: лекарства из
аптеки носили, чай грели, компрессы прикладывали... А как поправилась, помогли устроиться в
специальный дом, где всех таких сирых и убогих пригревают: вниманием, лаской окружат, кормят почти
что даром и завсегда медицинскую помощь оказать готовы.
Не сразу привыкла Наташа к новому месту, новому коллективу. Было, что и бежать куда-то хотела.
Потом ничего, успокоилась, друзья появились, общие интересы. И, если случается, плачет она о чем-то,
зато никто здесь странностью в глаза не тычет. Администрация даже очень Наташей довольна, потому что
к любому празднику, любому юбилею в их учреждении всегда теперь есть живые цветы.