Лансароте

Салоны отеля «Бугенвиль Плайя» в этот ранний час были безлюдны. Я вышел в сад и несколько минут прогуливался среди цветущих кустов – наверно, это были бугенвиллеи, а может, и нет, мне, во всяком случае, было наплевать. В клетке сидел попугай и смотрел на мир круглыми хищными глазами. Он был громадный – впрочем, я слышал, что попугаи иногда доживают до семидесяти или даже до восьмидесяти лет и растут всю жизнь; некоторые экземпляры достигают метровой длины. К счастью, в это время их поражает инфекционная болезнь с летальным исходом. Я прошел мимо клетки и углубился в обсаженную кустами аллею, как вдруг услышал за спиной: «Ты дурак! Ты дурак!» Я обернулся: да, это был попугай, теперь он верещал: «Дуррак! Дуррак!» без умолку, со всевозрастающим возбуждением. Я ненавижу птиц, и обычно они платят мне тем же; если, конечно, попугая можно назвать птицей. Как бы там ни было, он сделал ошибку, попытавшись схитрить со мной; другим птицам я сворачивал шею и за меньшее.

Аллея все извивалась среди цветущих кустов, пока не оборвалась у короткой лестницы, ведущей на пляж. Какой-то турист из Скандинавии, с трудом сохраняя равновесие на крупной гальке, медленно проделывал упражнения китайской гимнастики «тай-ши-хуан». Вода была серого, в крайнем случае – зеленого, но уж никак не синего цвета. Хотя остров принадлежал Испании, в нем не было ничего средиземноморского: мне следовало признать это. Я прошел метров сто вдоль кромки прибоя. Океан был прохладным и слегка волновался.

Потом я уселся на кучу гальки. Камешки были черные, явно вулканического происхождения. Однако, в отличие от причудливых зубчатых скал Тиманфайи, они были округлой формы. Я взял один: он был абсолютно гладкий на ощупь. За три столетия эрозия сделала свое дело. Я улегся, размышляя о единоборстве стихийных сил, которое столь наглядно проявляется на Лансароте: вулкан создает, океан разрушает. Это были приятные размышления, без очевидной цели, не стремившиеся ни к какому выводу; я предавался им минут двадцать.

Раньше я пребывал в убеждении, что отпуск за границей поможет мне выучить язык страны; в сорок с лишним лет я еще не вполне утратил эту иллюзию, а потому незадолго до отъезда обзавелся руководством по ускоренному изучению испанского языка. Принцип ассоциативного метода Линквуда состоял в том, что обучающийся должен наглядно представить себе некоторые ситуации; эти ситуации описывались фразами, содержащими в себе французское слово и фонетический эквивалент соответствующего испанского слова. Например, чтобы выучить, что по-испански этажерка будет «эстанте», надо было выполнить следующее указание: «Представьте себе, что эстампы стоят на этажерке». Хотите запомнить, что ящик по-испански» – «кахон»? «Представьте себе ящик, где лежит картон». Опасность обозначается словом «пелигро»; усваивать это надо так: «Представьте себе, что люди пели, — и раздался гром: опасность!» Когда испанское слово было чересчур похоже на французское, во фразе присутствовал тореро, «типично испанский персонаж». Для запоминания слова «кретино» (кретин) предлагалась следующая сентенция: «Представьте себе, что все тореро – кретины».

Некоторые странности учебника были связаны с его общей концепцией, и все же отдельные фразы, предлагаемые для перевода, мягко говоря, озадачивали: «Мои собаки в банке», или: «Ваш доктор хочет больше денег, а мой дантист хочет больше сыра». Когда ты молод, глупость кажется забавной, но в определенном возрасте она уже начинает утомлять, и я заснул. А проснувшись, увидел, что солнце стоит высоко, небо прояснилось; стало почти жарко. Рядом со мной были разложены два полотенца в стиле «техно». Я заметил у берега Пэм и Барбару, они стояли по пояс в воде. Резвились, вскакивали верхом друг на друга, выбрасывали друг друга на берег, потом нежно обнимались, грудь к груди, это было восхитительно. «Но где же Руди?», – подумал я.

Пэм и Барбара пришли обсушиться. Вблизи Пэм не казалась такой крупной, она была как девочка со своими короткими черными волосами; но животная невозмутимость Барбары поражала в самое сердце. У нее были очень красивые груди, я даже подумал, не оперировалась ли она. По всей видимости, да: когда она лежала на спине, они слишком уж торчали кверху; но в целом все выглядело очень естественно, наверно, над ней поработал первоклассный хирург.