Элементарная композиция (например, выделение главного) необходима, конечно, репортажной фотографии, в ча- стности, фотожурналистике. Но так ли необходима
ей композиция, так сказать, в полном объеме, с ее тонкими отношениями гармонии, соразмерности и пропорциональности, единства и цельности, со всем богатством ее нюансов?
Конечно, совершенство композиции первоначально несвойственно было фотографии. Ее задача информировать и документировать. Необходимость в композиции возникла потом, когда фотография решила доказать, что она не хуже живописи и может создавать «картины», чем она довольно долго и занималась.
Впоследствии фотография объявила главными своими ценностями документальность и точность изображения, и композиция вновь оказалась ненужной. Многим композиция в фотографии казалась и сегодня кажется чем- то необязательным, вроде украшения на платье.
«Чем объективно точнее передает картина или скульптура действительность, тем ничтожнее она в художественном отношении, потому
6. Николай Смилык
что действительность, как бы красива она ни была, художественностью быть не может», — писал «Вестник фото- графии» в 1912 году (48 - 10).
В самом деле, откуда в реальности законченная композиция, кто и когда ее видел, пока фотография не доказала нам и самой себе, что такое возможно? И фотография сделала это, она нашла художественность в действительности, не копируя больше приемов живописной композиции. Времена прямого подражания живописи или графике прошли. И сегодня, наоборот, можно обнаружить картины, которые по сути своей, по видению гораздо больше похожи на фотогра- фии, чем на живописные полотна (илл. 7 -10).
Взгляд мальчика в «объектив» на первой картине, ракурсное увеличение рук на второй, несвойственное живописи положение столба в центре третьей, и, наконец, полная документальность городского пейзажа в четвертой, — все это принадлежит именно фотографии.
Непосвященный зритель во все века оценивал произведение художника с точки зрения его «похожести», «точно- сти» рисунка или «живого» изображения деталей. Отсюда и легенда о воробьях, которые пытаются клевать нарисован- ный виноград.
От ложной задачи похожести живопись освобождалась веками (хотя бывали и ре-
7 8 9 10
цидивы — изобретение центральной перспективы, которая как раз и направлена на создание идеальной иллюзии трехмерного пространства картины). И, как считают многие, помогла ей в этом фотография в конце XIX века. Это чисто тех- ническое изобретение, аттракцион вроде кинематографа в его начальный период, со време- нем преодолело свой комплекс неполноценности и, сумев обратить собственные врожденные недостатки в достоинства, стало чуть ли не цен- тральным искусством XX века.
Похожесть, точность во всех деталях пе- рестали считать достоинством живописца. Живопись отказывается от буквальной схожести. Кроме того, она вновь после веков господства центральной перспективы вернулась к видению двумя глазами, оставив одноглазое зрение фотографии.
На первый взгляд, искусство не является чем-то необходимым или обязательным в практической жизни. К тому же зачастую оно ставит
11. Анри Картье-Брессон
перед собой буквально неразрешимые задачи: выражение духовного содержания, чувства, мысли или идеи. И в этом истинная его цель. Живопись, вместо того чтобы правильно и красиво изображать предметы, «развеществляет изобра- жаемое» (И. Фолькельт, 11-61) или изображает не сами предметы, а зачем-то «дырки» между ними — контрформы.
Но способна ли фотография на это? Конечно! И тому есть множество примеров. Притом что фотография в целом остается средством документации и выполняет служебную роль, малая ее часть — фотография художественная — именно этим и занимается.
Она находит совершенную композицию там, где ее найти очень трудно, — в реальности. И если композиция — это душа искусства, то художественная фотография также имеет душу, а потому способна выражать духовные ценности и быть подлинным искусством (илл. 11; см. также с. 180).
ОТСТУПЛЕНИЕ 1
ОБ УСТРОЙСТВЕ ГЛАЗА
Отросток мозга. Процесс видения и распознавания зрительных образов очень сложен, далеко не все еще ясно ученым, многие вопросы ждут своего решения по сей день. Но одно можно сказать наверняка: видим мы глазами, а ос- мысливаем увиденное мозгом. Глаз — это часть мозга, выдвинутая вперед. Зрение возможно только при наличии быст- родействующего анализатора, способного ориентироваться во всем случайном и избыточном, что доставляет глаз, рас- познавать в этом знакомые очертания, формы и расположения, извлекать из своей памяти существенные признаки, со- поставлять их всякий раз со вновь встретившимся объектом. Этим (и не только) занимается хозяин глаза — человечес- кий мозг.