Лапландия. Карелия. Россия

В этих жертвах и празднествах нельзя, конечно, не при­знать зачатков религиозного культа, но культа, стоящего весь­ма еще на низкой степени. Здесь почитают богов не вслед­ствие глубокой религиозной потребности, но по чувству свое­корыстия. Им приносят жертвы не для них самих, не из бла­гоговения к их величию и могуществу, но в надежде полу­чить таким образом исполнение своих желаний и удовлетво­рение своим потребностям. За все, что им дают, требуют и от них даров. Жертва или задаток, которым обязывают бога, или же награда за оказанную уже им услугу. Нередко сами боги вперед назначают цену. Само собою разумеется, что как во всех других, так и в этом случае толмачом богов бывает ша­ман. Запрашивает бог слишком много — шаман заставляет его укорами и угрозами сбавить цену, и он обыкновенно сбав­ляет. Из этого ясно, что остяки поклоняются своим идолам не как верховным силам, а как услужливым духам. Только Турм, или небесный бог, пользуется большим уважением, хотя и не имеет своего особенного культа. Гораздо меньше значение лес­ного бога Меанг[79] и водяного Кули[80], последний почитается по преимуществу злым и гибельным. Что-то вроде божеского значения имеет у остяков, как и у всех сродственных им на­родов, медведь, одаренный сверхъестественной силой. У обдорских остяков я видел даже маленькие изображения этого зверя, вылитые из меди и чествуемые как кумиры. По преда­нию, эти изображения перешли сюда очень давно от пермя­ков и зырян, которые также поклонялись медведю. Кроме того, остяки чтут еще некоторые деревья и священные мес­та[81]. Растет кедр посреди соснового леса — и кедр, и вся мес­тность вокруг его почитаются священными. Такое же значе­ние имеют и те места, где семь лиственниц растут друг подле друга. Тут обыкновенно найдешь один или несколько куми­ров, а перед ними на деревянных вершинах — принесенные им в жертву оленьи шкуры, рога и т.д.

Говоря о религии остяков, я не могу не упомянуть об обычае, который они разделяют с самоедами и многими дру­гими народами, именно: об обычае чтить память покойни­ков жертвами и другими обрядами. Это чествование основы­вается на весьма распространенном мнении, будто люди и по смерти и надлежащем погребении сохраняют потребности и продолжают занятия прежней жизни. Потому-то и становят подле могилы сани, кладут подле или в самую могилу копье, таган, котел, нож, топор, огниво и другие предметы, с помо­щью которых покойник добывал и готовил себе пищу. Как во время похорон, так и затем в продолжение нескольких лет родственники его приносят над могилой в жертву оле­ней. Умирает человек старейший, пользующийся большим почетом, ближайшие родственники делают тотчас же его изображение, которое хранят в юрте покойного, и оказыва­ют ему такой же почет, каким он пользовался при жизни. При каждом обеде ставят кушанье и этому изображению, вечером раздевают и кладут его в постель, поутру одевают и снова ставят на место, которое обыкновенно занимал покой­ник. Это продолжается три года, по истечении которых изоб­ражение зарывается в могилу покойного в предположении, что тело уже сгнило, а вместе с тем кончилось и бессмертие.

Подобно самоедам, остяки придают клятве великое ре­лигиозное значение. Если преступление совершено тайно и потерпевший остяк подозревает кого-нибудь, он может зас­тавить его поклясться. Клятва медведем и у остяков почи­тается сильнейшей. Как у самоедов, обвиненный разрезает нос медведя ножом и говорит: «Пусть сожрет меня медведь, если я клянусь ложно». Клянутся остяки также и богами своими и с теми же обрядами, как самоеды. Такая клятва почитается также священной, и почти каждый остяк убеж­ден, что ложная ни в каком случае не остается безнаказан­ной. А потому если обвиняемый сознает себя преступным, то не соглашается на клятву и признается в вине. Поэтому человек, произнесший очистительную клятву, почитается навсегда чистым и безукоризненным. Заеден кто-нибудь медведем, утонул, сгорел или погиб каким-нибудь другим образом, возникает нередко предположение, что он поклял­ся когда-нибудь ложно. Кроме выше упомянутых клятв, остяки не знают никакой другой. Свидетели не присягают, им верят на слово; всякий человек, за исключением безум­ных, принимается в свидетели. Дети могут свидетельство­вать против родителей, братья — против сестер, супруги — друг против друга. Все это обнаруживает в них чувство ос­трой справедливости и взаимное доверие.