Лапландия. Карелия. Россия

Что касается до нашего путешествия, то мы ехали страш­но медленно. В первые четыре дни (25—28 октября) мы сдела­ли около 40 верст, но до Урала все-таки не добрались, потому что для удобнейшего переезда через горы необходимо было сделать значительный объезд. Потом наступила оттепель, про­державшая нас целых два дни на одном месте. Октября 31 мы снова пустились в дорогу и днем переехали Кочпель, один из многочисленных притоков Усы. Здесь я видел последние со­сны на западной стороне Урала, ночью пошел дождь и лил два дня, мешая ехать далее. 3 ноября мы снова были обрадо­ваны ясным утром, и тут я увидал впервые Урал во всем его великолепии. Из среды высоких волнообразных гор гордо под­нимал «Князь Урала»[62] белое чело свое, над которым сверка­ли тысячи звезд. Мерцание их придавало какую-то жизнен­ность недвижным его очеркам. «Видишь, Князь нынче кро­ток, но он не всегда таков», — сказал незаметно подкравший­ся ко мне вышеупомянутый самоед. За сим он принялся рас­сказывать мне о страшных бурях, свирепствующих на Урале, низвергающих камни и целые скалы, и как многие из его братьев при переезде через Урал погибли от них. Самоеды так боятся «Уральского Князя», что никогда не переезжают через хребет, не давши верблюдам[63] нескольких дней отдыха у по­дошвы его. На свежих верблюдах переезд совершается в один день. Местами переезда служат разные горные проходы, или так называемые «ворота», коими часто хребет пересекается. Проход состоит из более или менее длинных горных возвы­шенностей[64], и довольно значительных, хотя издали они и походят на долины. Мы ехали по горной цепи, которую дума­ют прорезать каналом для соединения двух рек, вытекающих из этого хребта, и из которых одна — Елец — впадает в Усу, а другая — в один из притоков Оби, именно в Падягу, или Собь[65]. Таким образом, чрез соединение Оби с Печорою север­ные продукты могли бы идти за границу через Пустозерск. Если этот план когда-нибудь приведется в исполнение, то он неминуемо окажет величайшее влияние на культуру страны и на цивилизацию диких ее обитателей.

Мы скоро и благополучно добрались до вершины прохо­да[66], но только что стали спускаться на другую сторону, как вдруг с запада поднялась такая страшная буря, что и на вос­точной, закрытой от ветра, стороне хребта немало стоило нам труда разбить палатки. Ночью ветер приутих, и в следующий день (4 ноября) мы снова пустились в дорогу. Мы ехали в юго-восточном направлении вдоль левого берега реки Соби по весьма неровной и густо заросшей соснами и лиственницей местнос­ти. Через три дни медленного и трудного пути лесом мы оста­вили Собь вправе и вскоре очутились на огромной тундре, ехали по ней полтора дни и затем поднялись на возвышен­ность, с которой увидали наконец Обь со всеми ее бесчислен­ными рукавами, островами и притоками. Так как река не стала еще, то мы и расположились на этой возвышенности, послав нескольких человек отыскать остяцкие юрты и лодку, на которой бы я мог переправиться на другую сторону реки. К вечеру посланные возвратились с вестью, что хотя и нашли несколько юрт, но что остяки отказываются перевезти меня, отзываясь неимением лодки. Опасаясь, чтобы ночью они не разбежались, я велел запречь четырех оленей и отправился в одну из юрт собственной особой. Здесь меня встретил пожи­лой остяк предложением убираться назад тою ж дорогой, ко­торой приехал. Я прикрикнул, и остяки так перепугались,что тотчас же бросились мне в ноги, но перевезть меня через реку все-таки не соглашались. Причиной этого упорства было, очевидно, опасение, что небольшие льдины, проносившиеся уже по реке, легко могут повредить и даже разбить лодку. Угрозы и еще более обещание заплатить чего стоит лодка до­вели их, наконец, до признания, что у них есть старая, негод­ная рыбачья лодка. Посадивши одного остяка к себе в сани, я поехал осматривать ее. Дорогой остяк признался, что у него есть другая лодка, потом вспомнил, что есть еще третья, чет­вертая, пятая, наконец, шестая, не считая малых лодок.

В следующий день (9 ноября) я благополучно перепра­вился через Обь и затем добрался до Обдорска после почти двухмесячного странствования, сопровождавшегося такими трудностями, каких не испытывал ни в одном из моих пу­тешествий ни прежде, ни после.

IX