Лапландия. Карелия. Россия

Благосостояние, до которого мало-помалу достиг Томас, привлекло в Кирёби нескольких финнов из Киттилы и Эпонтекиса. Таким образом, по нижнему течению реки Ивало со временем возникло около дюжины финских колоний. Эти-то колонии называются Кирёби.

Покорные указаниям природы, колонисты в Киро из­брали себе род жизни самый естественный во всей нашей северной Финляндии. Они преимущественно занимаются скотоводством, охотой и рыбной ловлей, земледелие же у них — второстепенное занятие и ограничивается сеянием ржи, сажанием картофеля и репы. Луга их так тщатель­но обработаны, что я не помню, где бы видел такую пре­красную траву, как в Кирёби. В конце ноября они приво­зят на оленях масло в норвежские морские бухты и про­менивают его на муку. Большая часть этой муки перего­няется в водку, хлеба же финны в Энаре употребляют мало.

Духовные лица в Киро очень хорошо отзывались мне о нравственности и благочестии тамошних жителей. Я сам видел редкие в других местах доказательства их услужли­вости и гостеприимства и не могу удержаться, чтобы не упомянуть о том. В продолжение скучного нашего переез­да по Ивалойоки съели мы весь наш запас хлеба. Приехав­ши в Киро, мы купили у Томаса всю муку, которая была у него; ее стало только на восемь хлебов, из которых два тот же час были съедены. Остальными шестью должны мы были все четверо довольствоваться в течение пяти дней. По первому опыту, увидя невозможность такой умеренно­сти, мы решились посетить одного колониста, живущего ниже на берегу Ивало; у него, по словам наших хозяев, было много муки. Приехавши в колонию, мы узнали, к великому нашему огорчению, что вся мука уже пошла на водку, и нам ничего не оставалось делать, как продолжать наше путешествие. Сильный дождь с грозой удержал нас на несколько часов в колонии. Когда он прошел, мы пус­тились опять в дальнейший путь и не успели проплыть двух миль, как увидели на пригорке у одной колонии це­лую сходку мужчин и женщин в праздничных одеждах. День склонялся уже к вечеру, гребцы наши не соглаша­лись пристать к берегу, а, напротив, спешили до сумерек добраться до островка, лежащего на озере Энаре, где была лапландская деревня Юуутуа. Ночью опасно плыть по озе­ру — после солнечного захождения оно часто покрывается таким густым туманом, что самый искусный кормчий легко сбивается с пути. Между тем собравшиеся на пригорке люди так приветно глядели, что мне непременно хотелось ви­деть их вблизи. С этой целью я объявил товарищам, что у Иессио, как он мне прежде сказывал, между этими коло­нистами был родственник, и причины этой было достаточ­но, чтобы возбудить во всех, исключая Иессио, желание выйти на берег. Еще мы не успели причалить, как все муж­чины, стоявшие на пригорке, прыгнули в воду по колено,

схватили лодку, вытащили на сухой берег и приветствова­ли нас радушными словами. Потом нас повели в горницу, где мы увидел пол, гладко укатанный и усыпанный ело­выми ветками, стол и скамейки, уставленные в порядке, и недавно поновленный очаг, не успевший еще высохнуть. Все оказывали нам необыкновенную благосклонность, а хозяйка подала два огромных, еще горячих хлеба, прося не взыскать на бедном угощении. Дело в том, что пока мы пережидали грозу и дождь, из той колонии послано было без нашего ведома известие прочим колонистам о том, что мы нуждаемся в хлебе. Посланный заезжал в некоторые построенные в лесу дворы, и все жители единодушно побе­жали на встречу нового пастыря своего, ехавшего с нами. Чтобы принять нас достойным образом, они наскоро при­вели в порядок и исправили комнату. По счастью, в коло­нии нашлось несколько муки, из коей успели в течение нескольких часов напечь для нас хлеба. Каким образом все это сделалось так скоро, я не могу объяснить, но уве­ряю, что это действительно было так.

Наша беседа с дружелюбными жителями этой коло­нии длилась недолго, мы поплыли опять вдоль по Ивало. Вечер давно уже туманил воздух, когда мы достигли озе­ра Энаре. На западной стороне его еще виднелись темные очерки высоких скал, между тем как на восточной было бесчисленное множество островов. Между островами были видны необозримые бухты, которые ночь покрывала уже черным своим покрывалом. Наша дорога шла не через эти островские бухты, но через бухту большого озера. Пока мы плыли, кормчий рассказывал нам все, что знал об этом озере. Он уверял, что Энаре (или Энари, Энара, по-фински Инари, по-лапландски Анара, Эйнара) в длину имеет 12 миль, в ширину — 8, что на нем столько остро­вов, что ни один смертный не мог сосчитать их, разве только Пэйвио. Один лопарь хотел некогда измерить глу­бину озера, привязал котел к канату и спустил его в воду. Но когда канат опустился на 200 сажен, то водяной дух (haltia), страж острова, обрезал канат и завладел котлом. С тех пор никто не смел измерить глубину Энаре, но все принимают на веру, что большие бухты по середине озе­ра совсем без дна.