Лапник на правую сторону

Но в том-то и беда, что Поплавский не знал. Он только видел, что профессор Покровский умирает. Давление продолжало падать, жизненные функции – снижаться, и никакие препараты не помогали. Сердце Покровского билось все слабее, кровь медленнее бежала по венам, он слабел, и, казалось, жизнь просто вытекает из него, медленно, по каплям. Ни Поплавский, ни Александров, известный на весь Союз врач, руководитель кафедры функциональной диагностики при институте Склифосовского, не могли понять, отчего это происходит, а главное – что тут можно поделать.

Посетителей в интенсивную терапию пускать не полагалось. Ей пришлось долго уламывать Поплавского, прежде чем он разрешил пройти к Саше.

– Мирочка, только я прошу, – говорил Алексей Васильевич, подавая ей хрусткий накрахмаленный халат – Пять минут. Больше просто нельзя, правда нельзя. Я бы вообще тебе не советовал ходить…

Войдя в ярко освещенную палату, она поняла, почему Поплавский, этот жизнерадостный добряк, душа компании и старинный друг дома, не советовал сюда ходить. В первый момент она не узнала Сашу в белом с синевой человеке, который хрипел в углу, весь обмотанный какими-то трубками и проводами.

Увидев жену, он попробовал улыбнуться, и пытался что-то говорить, но даже наклонившись к самым губам, все равно ничего было не разобрать, кроме отдельных слов.

– … Ложное, – шептал Саша – Мира, заложное… Опасно… КГБ, генерал…

– Что, Саша, что генерал? – спрашивала она, и он снова шептал, но было не разобрать, о чем.

Мириам кивала, чтобы успокоить его, прижимала к губам бледную, почти прозрачную руку, обещала, что все будет хорошо. Но в Сашиных глазах было такое отчаяние, что хотелось выть.

Когда пять минут закончились, и Поплавский, взяв ее за локоть, вывел в коридор, она почувствовала почти облегчение: теперь можно было уткнуться в его толстое брюхо, и зарыдать, как никогда в жизни – громко, по-бабьи.

Следующие несколько дней Саша почти не приходил в сознание. В палату ее больше не пускали, но Поплавский разрешил сидеть на кушетке в коридоре, и Мириам могла видеть мужа через небольшое окошко в двери. Она приезжала к девяти утра, а в девять вечера ее отправляли домой: по ночам в больнице посторонним находиться не разрешалось. На следующий день в девять она снова усаживалась на свою кушетку.

Было 20 августа. С утра, по дороге в больницу, шагая от остановки по залитой солнцем улице, она слушала, как каблуки цокают по асфальту, вдыхала запах свежей после ночного ливня листвы, и думала, что все будет хорошо. Вчера Саша почти весь вечер был в сознании, и Водопьянов, который снова приезжал его осматривать, вышел из палаты в хорошем расположении духа, напевая что-то себе под нос. Сказал, что новые препараты прекрасно себя показали, и если ближайшие несколько дней пройдут без ухудшений, то в конце недели он, может быть, разрешит Мириам немного посидеть возле Саши.

– И вообще, нечего ему тут койку пролеживать, – пробасил на прощание Водопьянов – Где это видано: молодой, здоровый, отдыхает он! А научный прогресс на месте стоит. Вы уж ему скажите: пусть поправляется!

Проснувшись утром, Мириам поверила, что, может, все обойдется, и ей разрешат посидеть с мужем, и она скажет, чтобы Саша поправлялся. А когда поправится, они вместе поедут домой, и долго будут сидеть на диване, обнявшись. Потом Ленка вернется из школы, и Мириам пойдет заваривать чай, а Саша будет ворчать, что вечно она скачет.

От таких приятных мыслей она пошла быстрее, вбежала по лестнице в отделение, и чуть на налетела на молодого человека в сером костюме. Он загородил дорогу:

– Простите, но туда нельзя.

– Я к мужу, – стала объяснять Мириам, уверенная, что произошла какая-то ошибка – Мне Поплавский разрешил, это заведующий отделением …

Но молодой человек повторил:

– Нельзя туда. Заведующий отделением тоже ждет на лестнице.

Мириам растерянно огляделась, и увидела, что Поплавский машет ей с верхней площадки.

– Леша, что у вас там происходит? – спросила она, поднимаясь.

– Александр Борисович с кэгэбэшным генералом беседует, – вполголоса ответил Поплавский.

– Кэгэбэ? А почему это комитет моим мужем интересуется? Он же профессор медицины, а не физик —ядерщик…

– Это я им позвонил, – сказал Поплавский.

Мириам уставилась на него в полном недоумении, и он объяснил:

– Меня Александр Борисович попросил.

Поздно вечером, когда Мирам уже уехала, Поплавский зашел в интенсив с вечерним обходом, и нашел Покровского не только в сознании, но и в состоянии крайнего возбуждения. Александр Борисович требовал, чтобы Поплавский сейчас же позвонил генералу Белову.

– Скажи ему, – шептал профессор – Покровский срочно хочет встретиться. Мне надо ему сообщить… важное… Леша, скажи, стало известно об экспериментах, которые проводятся в Калужской области… Очень опасно, пусть Белов приедет… Он меня должен помнить, я его месяц назад оперировал… Позвони, Леша, прямо сейчас позвони…

Поплавский записал телефон, который все повторял Александр Борисович.

В половине девятого утра сопровождаемый молодыми людьми в штатском генерал Белов прибыл в больницу.