Моя девочка спит в разложенном кресле, уткнувшись носиком в подушку и закутавшись в пушистый плед. Только макушка рыжая виднеется.
Напереживалась, намучилась.
Длинно всхлипывает во сне, а я слышу и сжимаю челюсть злобно.
Сучара Кирсан мне еще ответит за это.
Все же ментовскую натуру ничем не вытравишь.
Хоть и послал я его далеко и надолго, Но все же момент упустил, и Кирсану удалось свою аферу провернуть.
И теперь меня всю оставшуюся жизнь будут мучить невинные карие глазки Иришки, наполненные слезами. Ее тихий, умоляющий шепот: «Игореша, пожалуйста, я не хочу здесь оставаться. Давай не будем с Кириллом Михайловичем общаться».
И кто виноват в этих слезах? Тварь последняя, не уследившая за Ириской. Я.
Я мудак.
С Кирсаном мы, после его предложения гнусного, сначала матерно полаялись, потом выпили еще, потом сухо проговорили все по дальнейшему плану действий и разошлись, глубоко недовольные друг другом.
И я, идиота кусок, лажанул.
Ушел с Никитосом в его комнату и занялся перенастройкой левого айпи для того, чтоб в дороге не скучать, а работать. Сам Ник сидел рядом и охеревал от моих действий. Я заодно еще и у него в компе полазил душевно, выискивая лазейки домашнего облака. А то Кирсан у нас весь такой загадочный.
Прямо до жути.
Ничего особенного не нарыл, Но увлекся. Меня всегда работа увлекает, себя забываю.
Торопиться нам было некуда, выезд назначили на четыре утра, чтоб спиртное выветрилось, да и ехать легче, пробок меньше, дорога чище.
И потому, когда мимо открытой двери Никитоса пробежал мой рыжий огонек, я даже не понял сначала, что случилось. Первым, к моему стыду, за Лапой рванул Ник.
А я уже потом.
Ириску я застал в той комнате, где по приезду свалился без задних ног, испуганную и глядящую на меня огромными, полными слез глазами.
Пока утешал, успокаивал, выяснял, что случилось, время еще прошло. От Ириски ничего не добился, кроме красных щек и постоянно повторяющейся просьбы уехать отсюда и не общаться с хозяином.
Ну что же. Я ей. Это мог твердо пообещать. Правда, только после душевного разговора с Кирсаном.
— Игорь, не надо! Не ходи, Игорь! она цеплялась за меня, кусала губы, он просто… Просто сказал, что тебе без меня легче будет… И что мне надо уехать к Ладе… Игорь! Может, он прав? Может.
— Он не прав, Лапа, я держал ее за плечи и говорил твердо и спокойно, он мудак. Не слушай его. Он… Тебя не трогал?
— Нет! Ты что? ее глаза стали еще больше, огромные, карие, затягивающие невинные омуты, нет! Он только… Он так убедительно говорил… А я… Я такая дура… Я не смогла ничего ответить, растерялась… Прости.
Я прервал ее поцелуем, умирая просто в этот момент рядом с ней. Моя девочка маленькая, такая смелая, такая стойкая.
У Кирсана опыт в расколке матерых преступников, он умеет работать с людьми, видит их слабости чисто интуитивно, знает, куда надавить, какой тон выбрать.
Моя Ириска прошла через ад, похоже.
И не сломалась.
А вот Кирсан сейчас сломается. Я поломаю.
Я еще раз контрольно поцеловал в распухшие от слез губы, успокоил Ириску и пошел разбираться с хозяином квартиры.
Гадом, не понимающим нормальных русских слов.
Кирсан сидел на кухне, пил спокойно чай.
Сходу, без разговоров, по морде получил и свалился на пол, Но отвечать не стал. Поднялся, глянул на мою злобную рожу и боевую стойку, усмехнулся, прихватил полотенце и прижал к носу.
Сел за стол опять.
— Так себе удар, чему вас только в этих муай-таях учат.
— Щас покажу, пообещал я и опять рванул к нему.
Но Кирсан второй раз попасть по себе не позволил, мягко увернулся и шагнул в сторону.
— Остынь.
— Сука! я опять кинулся, и тогда меня поймали на болевой. Легко так, просто, словно не чемпион я и мастер спорта, а мальчишка мелкий.
— Остынь, я сказал, спокойно повторил Кирсан, я косячнул, признаюсь. Потому и не уворачивался. Заслужил. Но не настолько, чтоб позволять себе безнаказанно рожу чистить на моей же кухне.
— Ты нахера? Нахера? Я же убью тебя! хрипел я, уже не пытаясь вырваться.
Кирсан держал, ждал.
И постепенно я затих. Надо было выждать. Что толку, что он мне сейчас руку сломает?
Нет уж. Подождем. Поиграем.
— Все, могу отпускать?
— Все.
Кирсан отпустил, уселся опять пить чай.
— Садись, чаю попей.
— Залей себе этот чай.
— Я понял, Но все же сядь.
Я сел. И Кирсан, спокойно попивая горяченный напиток, в нескольких словах дал мне расклад по Лапе:
— Ну что сказать… Девочка странная. Непростая. Ты же понимаешь, что я ее в любом случае проверил бы? С твоим разрешением или без твоего разрешения? Не скалься, Ольгович, работа у меня такая. Короче, у нее есть определенные заморочки в психике, ну ты. Это понял уже, наверно… Я с ней только разговаривал. Определенным образом. Каким? Таким, что, если женщина, например, ищет себе защитника, хочет устроиться получше, то ее наиболее вероятная реакция после такого разговора.
— Секс с тобой. Предложение секса.
— Сечешь… Так и есть. Я даю определенную уверенность, гарантии в том, что я смогу защитить, что я лучше, чем ты. Выгоднее. Обычно на такое ведутся процентов девяносто женщин.
Тут он помолчал, отпил еще чай и продолжил с неожиданным сожалением в голосе: