Лапочка для Демона (СИ)

А я ведь не обманывал, когда признавался, что хотел бы иметь старшего брата. Перед лицом гибели, смерти неминуемой, все иначе понимается, по-другому видится.

Действительно. Это так, если бы все повернулось иначе, и мы бы как-то общались, а не копили злобу вдали друг от друга, из нас бы вышла убойная пара. «Но» оно всегда присутствует.

Беркут был болен на всю свою протекающую крышу, а отец умудрился вселить в нас обоюдную ненависть.

Мы оба в него. Упертые, гордые, мстительные и злые. Последнее нужно искоренять всеми путями, потому что пострадают родные. И бабке Беркута жилось не сладко с таким внуком, и девочке Ане тоже выпала нелегкая доля, хотя Беркут ее одну в этом мире любил.

А у меня Лапа и мама.

Лапа, конечно, феерически меня подставила, выйдя в сеть, когда запрещено было. Но винить ее до конца я не мог.

Просто надо осознавать, что не все в этом мире понимают механизмы интернета, не все осознают современную реальность.

Лапа была уверена, что поступает правильно, что все сделала безопасно, потому что не со своего айпи выходила в сеть.

Ей невдомек, что ее присутствие легко проверить по следам. Это если заморочиться и отслеживать ее рабочий чат.

А тут даже не пришлось этого делать.

Маленькая Анечка, безумно любившая свою учительницу по шитью и просвистевшая отцу все уши о милой Ирине, оказалась дочерью моего старшего брата.

Совпадение, чтоб его.

Словно папаша там, в аду, где ему, надеюсь, на редкость херово, специально нас сводил.

Чтоб уже разобрались между собой, в ком больше беркутовской крови.

Кто достоин остаться на этом свете.

Ненавижу, блядь.

Не могу успокоиться никак, стоит вспомнить этого урода. Не брата, нет.

Отца.

Его проклятая кровь отравляет, сводит с ума.

Хорошо, что я. Это все осознаю. Нужно убить в себе папашу навсегда.

Я протираю лицо левой рукой. Правая еще в гипсе.

Четыре пальца мне сломал брат. Несколько ребер, по почкам так вдарил, что я кровью неделю мочился. Но все равно, я для Беркута хорошее место на городском кладбище выбил. Могилку оформил, памятник заказал… Так с Беркутом общаться гораздо приятнее.

Когда он в могиле.

После похорон я тут первый раз.

Зацениваю качество работ в новом доме для брата.

— Знаешь, брат, я поправляю венок из пластиковых цветов, я рад, что Лапа к тебе попала. Ну что толку от моих способностей и возможностей, если бы мою девушку какие-нибудь чурки сцапали и тут же отдали. А смотри, как получилось. Вместо того, чтобы девок насиловать и скальпелем резать, ты спокойно мертвым лежишь. Значит, не зря меня Демоном назвали, польза от меня есть. Ты как думаешь?

Усмехаюсь, сглатываю ком в горле.

— Молчишь? И ты не представляешь, Славик, как. Это хорошо.

Шум широченных шин по асфальту звучит деликатно.

Кого сюда принесло еще?

С братом поговорить не дадут.

Смотрю в сторону ограды. Между высоких елей тормозит черный внедорожник.

Из него выходит Кирсан. В летчицкой куртке на меху. В кепке, что его старит и даже делает похожим на какого-то политического деятеля.

Смотрит по сторонам… Правильно, Кирсан, тебе есть чего опасаться… Да и привычки не пропьешь. Шагает быстро ко мне.

Скалится, как обычно. Сучара. Питер сказал его любить. Но Питер мне больше не указ, я на него теперь только фрилансю. Так что похер.

Я опять смотрю на могилу, на мраморное надгробие с изображением атакующего беркута, и даже не поднимаюсь со скамейки, чтобы поприветствовать товарища Кирсана. На хер пошел бы он. Вот что приперся? Я, сука, брата поминаю, мне его видеть не хочется.

— Добрый день, Ольгович.

— Ага, нехотя отзываюсь я.

И вдруг Кирсан хлопает меня по плечу.

Это что сейчас было?

Едва сдерживаюсь, чтоб не оскалиться злобно.

Сочувствие проявляешь, сучара? Не поверю ни за что.

И точно, стоит только подумать, как раздается спокойный голос надо мной, без особого выражения даже, словно допрос проводит:

— Ну, как тебе, Ольгович? Понял, каково это, убить человека?

Сучара. Припоминает мне наш разговор. Ну да, теперь я знаю, каково это.

Хотя.

Если отвечать на его вопрос прямо, то я не понял, как оно… Я просто не заметил, как. Это произошло и толком не осознал. Быстро и кроваво.

Возможно, если бы пришлось отвечать, то.

Но суда не будет. Мне нарисованы пределы допустимой самообороны, и оспорить этот момент некому. Не придет родня Беркута ко мне вопросы задавать… Вся его родня здесь, у памятника с атакующим беркутом.

Дочка маленькая, бабка старая.

Так что нет, Кирсан, не знаю я, каково. Это на самом деле.

— Не знаю, как человека, тихо отвечаю я. Я брата убил.

— Беркут был тебе братом? усмехается Кирсанов и дружески хлопает по гипсу.

— А то ты не знал… И чего играет, сука?

— Я не об этом.

— А я об этом.

— Мы с тобой всегда на разных языках говорили.

— Да, мне похуй, что приперся? не выдерживаю, грублю.

— По делу, Ольгович, не плачь только, что Славку-маньяка потерял, издевается Кирсан.

Я смотрю на него и холодно усмехаюсь. Ну давай, сука, беси меня.

Довольная рожа растянута в улыбке. А потом улыбка резко исчезает.