На двор из караулки по своему делу вышел помольщик. Взглянул на село, да так растежкой и вбежал:
— Леонидовка горит!
— Что ты?! — вскочил дед Матвей.
— Возле церкви полыхает.
Толкаясь, опрометью выбежали на улицу и, пораженные, остановились. Перед ними во весь заслон неба раскинулось полотнище зарева. Из села слышался тревожный гул и частый волнующий набат двух колоколов.
— Мотри-ка, наши горят!
Торопливо оглянулся дед на мельницу, путаясь ногами, перескочил через мостик канала, забежал на плотину и… рухнул. Как из огромной печи, с визгом рванулся из под плотины сноп огня.
Мужики, опешив, забежали на мельницу и ожидали нового взрыва. Но взрыва не было. Тогда подошли к деду, подняли его, повели в караулку, а зоркий глаз парня увидел бегущую тень.
— Эй, мужики, человек мелькнул!
— Где, где? — бросились к нему мужики.
— Вон за кучкой. Глядите, на озимь тронулся… В кусты побег.
Через плотину, через кучи щебня пустились мужики. Долго топтали озимь, бегали по кустам ивняка, но… темна ночь. Скрылся человек, как в воду нырнул. Тогда спустились вниз под плотину. Сквозь удушливый дым ничего не видно.
Кто-то догадался сбегать за лампой. И когда принесли ее и пришел очухавшийся дед, все в один голос ахнули. У самого быка в воде в кусках цемента скрюченно лежал человек. Лицо его представляло сплошную маску крови. Человек лежал без движения. Из-под него струилась вода. Мужики испуганно попятились. Каждому было боязно подойти узнать, кто это такой.
— Чего трусить! — крикнул дед. — Берите его в караулку.
Осторожно шагая, держась друг за друга, подошли, и только наклонились, чтобы взять, как вновь, спотыкаясь о куски цемента, отпрянули. Человек судорожно дернулся, засучил ногой и застонал.
— Очнулся вишь…
Вдруг, ударив ногой по быку, он натужным, из самого нутра голосом выговорил:
— П-пороху не хва-атит.
— Чего кричит? — не слышал оглохший дед.
— Пороху, слышь, не хватит! — прокричали ему на ухо.
Дед поднял лампу к черному от копоти углу плотины, и все увидели, что был выбит большой кусок цемента, из-под которого обнажилась решетка арматуры.
— Пороху не хватит! Ишь ты… Видать, без дураков строено.
Парень поднял мокрую шапку, отлетевшую в угол, поднес ее к лампе и закричал:
— Гляньте, ведь это, мотри, Степка Хромой! Его кубанка-то.
— Он и есть, — дрогнул голосом дед.
… Первым увидел пожар Петька, сидевший с девками на бревнах.
— Глядите, заря занимается, — указал он на бледную полосу возле церкви.
— Ой, как скоро, — вздохнула Наташка.
А когда ярко осветилась колокольня и взлет пламени прорвал полог ночи, Петька, сшибая девок, выбежал на дорогу:
— Это пожар.
И в несколько молодых глоток на всю улицу заорали:
— Го-о-ря-ат! Пожа-ар!
Суматошно продолжая кричать, побежали к церкви. Петька схватил веревку, протянутую с колокольни, и часто-часто задергал. Потом, бросив ее и чувствуя, как сильно резало ему живот, а тупая боль сжимала горло, побежал к пожарищу.
Горел склад кооперации. Огонь вымахивал из-под крыши. Молнией пронизала мысль: рядом через перегородку лежат на складе только что привезенные четыре бочки керосина и большой бак бензина для трактора. Там же порожние бочки из-под дегтя. Второпях схватил половинку кирпича и принялся сбивать замок. Но замок висел крепко. Да, кроме него, был еще внутренний, винтовой. Заспанные люди, сбежавшись, метались и не знали, что делать.
— За ключами послать!
Скоро прибежал приказчик, но отпер он только наружный замок. От винтового ключ был у другого приказчика.
— Двери ломайте!
Попробовали ломать двери, но они держались на толстых, входящих в косяки железных болтах. Из одной двери, то скрываясь, то показываясь, уже выбрасывались огненные языки. Пламя, забравшись внутрь, словно дразнило и смеялось над беспомощностью людей.
— Где же пожарники?
С грохотом, без шапки, всклокоченный мчался с насосом Андриашка. Сзади сынишка нахлестывал лошадь. Он вез бочку, наполовину расплескавшуюся по дороге.
— Багры давайте, багры!
— Лом несите!
— Кто за насос? Качайте.
Сняли с коромысла выкидной рукав, протащили его вдоль склада, и Андриашка, свирепо выпучив глаза, в которых отблескивало пламя огня, потрясал медным стволом брандспойта. В бочку никак не могли вправить сетку приемного рукава.
— Ка-а-ача-ай! — развевая бородой, орал Андриашка.
Из соседних изб выбрасывали домашний скарб — сундуки, одежду, столы, посуду. Кто тащил все это к мазанкам, кто на огород. Выгоняемая со дворов скотина испуганно металась. Коровы тревожно ревели, крутили рогатыми башками; овцы то грудились, то, стуча передними ногами, круто подбрасывали задом и убегали на гумна.
Бревенчатое сухое помещение склада занялось быстро. Еще быстрее принялось трещать соседнее отделение. Огонь пробил перегородку и проник туда. Когда все-таки открыли двери склада, то весь пропитанный горючим пол уже был объят пламенем, и огонь лизал железные бочки с керосином.
— Баграми их выволакивайте, баграми!