Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

— Почему Шеве не поднял волну протеста в зарубежной печати еще в августе 1960 года, узнав о моем аресте? Это могло спасти Ирину от ареста. Ведь еще Борис Леонидович предупреждал: «После моей смерти Ольгу арестуют, и надо будет бить во все колокола».

Следователь КГБ Алексаночкин имел жесткое указание получить от Ивинской на допросе добровольное признание вины. Его увещевания и угрозы долго не давали результата, так как деньги к Пастернаку поступали с 1957 года и ни к какой контрабанде Ивинская и ее дочь отношения не имели [235]. Адвокат Косачевский при первых встречах с Ольгой, расположившей его своей открытостью, объяснил ей, что статья 78 УК СССР о контрабанде «предполагает незаконное перемещение товаров или иных ценностей через государственную границу СССР, но вы ничего не перевозили и не доставляли!»

Арест дочери потряс Ивинскую, она поняла, что следователь вводит ее в заблуждение. Потому Ивинская стала требовать встречи с адвокатом с глазу на глаз. Косачевский писал: «Ивинская часто плачет, страдая за безвинно арестованную дочь».

Время идет, власти торопят, а Ивинская не признает себя виновной в контрабанде. И тогда органы идут на прямой шантаж. Следователь Алексаночкин заявляет Ивинской:

Ваше нежелание признать вину вынуждает нас отправить на уничтожение изъятые при аресте материалы как не относящиеся к делу и носящие антисоветский характер [236]. Мы даже соберем комиссию из писателей, в которую вы можете включить любого из своего списка: они все дружно подпишут акт об уничтожении антисоветских рукописей Пастернака, которые вы так бережно сохранили. Разве в этом вы можете сомневаться?

— Конечно, у меня не было никаких сомнений, что в случае моего отказа любые писатели подпишут то, что им укажет КГБ, а мой архив уничтожат, — говорила мне Ольга Всеволодовна. Алексаночкин обещал Ивинской за добровольное признание маленький срок, а «Ирину вообще накажут лишь условно».

Спасая архив от уничтожения, а дочь — от тюрьмы, Ивинская пишет признательное заявление в КГБ. Его будут демонстрировать за рубежом советские послы, советская делегация в Англии и другие официальные лица. Советскому суду хватило перехваченных писем, а также показаний Зинаиды и Нины Табидзе, обвинявших Ивинскую в «алчности и тайном получении денег из-за рубежа, о которых семья Пастернака ничего не знала и никогда никаких денег не получала».

Это было прямой ложью и клеветой на Ольгу Ивинскую и Ирину. В письме из тюремного лагеря летом 1961 года Ольга написала Люсе Поповой: «Зинка меня посадила. <…> Боря перевернулся бы в гробу, прочитав показания Ниночки [237]».

Следователь также сфабриковал признание Ирины в том, что Пастернак ничего не знал о поступавших из-за границы деньгах. Ирина пишет: «Мне в камеру принесли стенограмму моего вчерашнего допроса. И вдруг на вопрос „Знал ли Пастернак о преступных действиях Ивинской?“ я читаю такой свой ответ: „Нет, не знал, об этом надо открыто заявить“» [238]На закрытом суде прокурор победно огласил признательное заявление Ивинской — царицу доказательств, главный аргумент расстрелов 1937–1939 годов по теории сталинского прокурора-садиста Вышинского. Осужденные Ольга Ивинская и ее дочь Ирина в январе 1961 года были отправлены по этапу в Сибирь.

Вспыхнувшее в мире возмущение вынудило советские власти срочно организовывать специальные передачи на радио, а также статьи, изобличающие авантюристок и валютчиц, в газетах братских зарубежных компартий. 21 и 27 января 1961 года из СССР шли радиопередачи для зарубежных слушателей, изображавшие Ивинскую и ее дочь «авантюристками, обманывавшими Пастернака в целях личного обогащения и искажавшими творчество хорошего советского писателя». В феврале 1961 года Алексей Аджубей, главный редактор «Известий» и зять Хрущева, прибыл вместе с Сурковым, секретарем Союза писателей, Симоновым, главным редактором «Нового мира», в котором несколько лет работала Ивинская, и политическим обозревателем Жуковым в Англию на конференцию по мирному сосуществованию. Они привезли пакет документов, «доказывающих виновность Ивинской». Эта ударная бригада пыталась связаться с рядом английских газет для опубликования обвинительных документов, но только на условиях отсутствия всяких комментариев со стороны английских журналистов и юристов. Конечно, газеты Англии отвергли такое наглое предложение, тем более что эти документы никогда не публиковались в самом СССР.

В состав «аджубеевского набора» для заграничных пропагандистских вояжей входили:

1. Фото пачек советских денег;

2. Фото итальянских банкнот (что было явным подлогом, так как Пастернак и Ольга никогда итальянские лиры не получали);