Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

«Чем и как Пастернак будет жить после того, как Союз писателей, которому принадлежит даже дом, в котором он жил, исключил его из состава своих членов? Ольге с друзьями удалось уберечь Пастернака от рокового шага, к которому он был готов», — пишет Рената.

В 1959 году Рената просит свою знакомую, которая направлялась в Россию, посетить Переделкино и передать Пастернаку подарок, а при возможности и деньги. В книге Швейцер приведено письмо ее знакомой о посещении Большой дачи: «В первый день приезда на дачу мне недовольно сообщили, что Бориса Леонидовича нет дома. Приехала второй раз, и теперь экономка сказала, что его нет дома. Услышала голос Пастернака, который кого-то успокаивал».

В марте 1959 года, после возвращения Бориса Леонидовича из тбилисской ссылки, генпрокурор Руденко заставил Пастернака подписать обязательство «прекратить встречи с иностранцами». Такое обязательство заставили подписать и Ивинскую. Продолжение письма подруги Ренаты, посетившей Бориса Пастернака в Переделкине:

Пастернак сердечно приветствовал меня и сказал, что хочет представить гостям, которые собрались к обеду. <…> Он представил меня и познакомил с присутствующими, между прочим, и с сыном Прокофьева. Супруга Пастернака ворчала. Потом мы сидели с ним на веранде, и он говорил о своей уже начатой драме. К нам вышла его супруга и напомнила о его обязанностях хозяина.

Положение было неприятным, я чувствовала себя нежеланным гостем, но не ушла. Теперь это меня радует, и я надеюсь, что гнев госпожи Пастернак скоро улегся. Я стояла между ее немилостью и его довольством. Лучше сотня рассерженных женщин — гнев ведь проходит скоро, чем видеть его разочарованным! <…> Борис Леонидович был трогателен — из-за меня он навлек на себя гнев супруги. <…> Он сказал, что написал Вам все, что хотел, в последнем письме. По собственной инициативе затронул тему денег. <…> Тогда я спросила его, нужны ли ему деньги — простите меня, я не сумела начать умнее! Его ответ: «Это совершенно не касается Ренаты».

Письмо посланницы к Ренате заканчивалось словами:

Он передал много сердечных приветов для Вас и лукошко великолепной красной клубники из собственного сада на дорогу. Меня удивляет, что такой обычный человек, как я, может пережить столько прекрасного и яркого. Сердечно благодарю Вас за ваше доверие. Душевный подъем он, несомненно, получил от контакта с Вами. Как я восхищаюсь этим человеком, который сказал мне: «Я плаваю в море вот уже долгое время и удивляюсь, что до сих пор не утонул — и я не несчастлив!» Какая высота души!

Рената пишет:

Это письмо вызвало во мне образ Бориса Пастернака с такой силой, что все мои художественные проблемы вдруг потеряли всякое значение. <…> В конце августа я оставила Берлин и поехала на родину моей души, остров Силт, уже не раз снимавший с меня горести и заботы повседневности. <…> 29 января 1960 года я получила разом два письма, пришедших из Москвы с интервалом всего в два дня[391].

Письмо Пастернака к Ренате от 25 января 1960 года: