Ларчик для Алмаза

Илларион поздоровался и уставился на странного изящного щенка, выбравшегося из-под столика. Брайко уселся на хвост и растерянно мяукнул. Щенок насторожил огромные уши, сделал шаг – лапы были хрупкими и тонкими – и принюхался.

– Светланчик, не бойся! – приободрил детина. – Папа тебя в обиду не даст. Если хочешь – подойди, познакомься.

Бежевое создание с черной накидкой на спине смерило Иллариона и Брайко тоскливым взглядом, в котором читалось: «Конечно. Тебе, папа, легко говорить: "Подойди". Ты вон какой здоровый. А меня любой обидеть может, пока ты на помощь добежишь».

Брайко посмотрел на волков, на Светланчика, и опасливо попятился.

– Славек, еще кофе, – попросил детина. – Засыпаю после смены. Привет, рысь. Меня зовут Гвидон.

Глава 4. Алмаз. Развод и переезд

Благодарность Макару и Виктушу невозможно было измерить ни деньгами, ни словами. Алмаз неделю отсиживался в маленьком доме на их участке, отказываясь заходить в большой, и забирая еду, которую ему заботливо приносили. Потом, когда напряжение отпустило, он решился и притащил Здравко в кухню, предварительно превратившись для разговора. Макар тут же накормил его пирогом-«калиткой», положил Здравко порцию творога и запер в комнате сына – веселого рысенка, разразившегося обиженным мяуканьем. Алмазу стало стыдно – не хотелось, чтобы они были причиной чьего-либо заточения. Он собрался с духом и попросил:

– Открой дверь. Надо когда-то начинать. Он же не знает, что бывают другие дети.

Макар его обнял и долго гладил по отросшим волосам. Алмаз не отстранялся – прикосновения не напрягали. От рыся веяло домашним теплом и добротой.

Здравко при виде маленького Нильса оцепенел, долго не мог понять, что надо делать – «бежать или драться?» – в итоге смирился, позволил себя обнюхать и утащить из плошки крошку творога. Взамен Нильс подарил Здравко кусочек вареной курицы, и Алмаза это развеселило. Он знал, что у рысей принято делиться едой из тарелок, выражая приязнь, но мелкий альфа с куском куриной грудки в зубах выглядел так забавно, что невозможно было удержаться от смеха.

О делах заговорили уже вечером, когда Виктуш приехал со службы. Алмаз рассказал о жизни на заимке, вызвав яростный вой Макара.

– Я сразу заподозрил неладное. Стукнулся туда и сюда – получил отказы. Полиция ничего сделать не могла, я не родственник, заявление не принимали. И, вроде как, не о чем заявление принимать. Ты – совершеннолетний. В ЗАГС пошел сам, подпись поставил без видимого принуждения. Попытались через начальника Виктуша хоть что-нибудь продавить. Тот отдал распоряжение о расследовании. Опросили участников посиделок у тебя на работе, двое или трое сказали, что ты на вопрос о браке ответил: «Все в воле Линуша, не всегда мы выбираем и решаем, иногда решают за нас». Эти слова истолковали, как предварительную договоренность о свадьбе. Некоторые подумали, что ты был понурым, потому что знал – это последний холостой день рождения, завтра отец привезет сговоренного жениха.

– Я не помню, что говорил.

– Уже неважно. После очередной просьбы на заимку отправили инспектора. Твой муж поговорил с ним через калитку, напомнил о праве на уединение. Без ордера не войти, ордер никто не выписывал. Мне в частном порядке сказали, что нужно подождать, пока ты приедешь менять паспорт. Ты не приехал. О ценности участка я не знал – такие сведения не разглашают направо и налево, но нотариальная доверенность на распоряжение имуществом меня насторожила. Я уговорил секретаршу нотариуса помочь, но твой муж смылся до приезда Виктуша. Смылся, но выболтал отличное основание для ордера – сказал, что у тебя родился ребенок. Я начал пробивать ордер. Основание: ущемление права на социальную защиту и медицинское обслуживание. Бумажные колеса вертелись медленно. Вы успели зарегистрировать ребенка. Мне чуть не отказали в ордере, спасли показания работницы ЗАГСа о том, что малыш выглядел болезненным. Я до последнего момента не знал, пойдешь ты со мной или нет. Боялся, что слишком глубоко влез в твою жизнь. Был готов к тому, что получу гневную речь – не суйся в мои дела. Теперь хочется кусать локти – я мог бы действовать решительнее.

– Спасибо, что делал, – не зная, как облечь благодарность в слова, ответил Алмаз. – Ты же мог вообще ничего не делать, я это прекрасно знаю.

Они опять обнялись. Пошипели, помурлыкали, почти поплакали и перешли к обсуждению текущего момента. Алмаз еще раз попросил не трогать Пепельника.

– Я хорошо подумал. Надо подать на развод. Когда я продам участок, выделю ему сто тысяч. Сумму, которую пообещал отец.

Макар попытался возразить, но Виктуш его одернул – не лезь, сами разберутся.

– Отдам ему деньги и куда-нибудь уеду. В Ирбисск. Или в Котенбург. Не представляю, где можно спрятаться, чтобы отец меня не достал.

– Ты что, не собираешься писать на них заявление?

– Нет, – покачал головой Алмаз.

– Я считаю, что надо…

– Макар, не дави, – остерег Виктуш. – Первым делом, как я понимаю, нужно подать на развод и подлечить мелкого. Сначала это сделаем, а потом поговорим о заявлении.